Инспектор милиции
Шрифт:
Мы поздоровались. Катаев был среди ребят. Он кивнул нам: подождите, мол, закончим, тогда поговорим.
Установив движок, ребята спрыгнули с кузова, убрали трубы, закрыли борт.
Из мастерских вышел шофер Федя. Он старался не смотреть на меня. По его лицу было видно, что машина в том же состоянии, что и вчера.
— Довезешь? — спросил его комсорг.
Тот что-то буркнул. Я попросил у шофера ключи.
Федя кивнул на кабину:
— Там.— И отошел в сторону, вытирая руки ветошью, всем
Я тронул машину, проехал немного и затормозил. Так и есть! Педаль легко дошла до упора, а грузовик продолжал двигаться. Я остановился на ручном тормозе. Подал назад. Спрыгнул на землю.
— Не довезет. Федя молчал.
А один из парней развел руками:
— Не волнуйся, начальник. Здесь и десяти километров не будет… по степи…
— Не повезет,— отрезал я.
— Товарищ начальник…— просил парень. Катаев оборвал его:
— А ты не суйся, Егор.— И, бросив тряпку в кузов, ругнул Федю: — Дурень! Полтора часа втаскивали, пуп надрывали.
Он хотел выругаться похлеще, но, оглянувшись на Ларису, промолчал.
— Что же делать? — спросил шофер.
— Везите на другой машине,— сказал я, отряхивая ладонь о ладонь.
— Нету другой, в разъездах,—мрачно сказал Федя.— А не отвезем, председатель взгреет по первое число.— Он усмехнулся.— И вам кое-что перепадет.
— Плевать я на него хотел! — Это было, конечно, слишком, но я разозлился. Прибавьте к этому — рядом сидела Лариса и все слышала.
Федя Колпаков зашел в мастерские и вскоре вернулся насвистывая. Катаев сказал нам с Ларисой:
— Подождите. Умоюсь, поговорим. Но разговор не состоялся.
Председательский «газик», как разъяренный зверь, резко затормозил возле нас, принеся с собой клубы пыли.
Нассонов вылез из-за руля и коротко приказал шоферу:
— Езжай. Под мою ответственность. И спокойно посмотрел на меня.
— Если хочет на год лишиться прав…— так же спокойно сказал я.
Председатель побагровел:
— У меня конвейер на пятом участке стоит, подсолнух пошел на силос… Это тебе не…— он задохнулся,— …не с бугаями наперегонки бегать.
Представляю, какое стало у меня лицо…
— Садись за руль! — рявкнул Нассонов Феде. Тот, озираясь на нас, полез в кабину, завел мотор. Нет, сдаваться нельзя. Я подошел к шоферу.
— Дай права. (Он повиновался.) А теперь делай что хочешь.
И, положив документы в карман, пошел прочь. Сзади меня заглох мотор, хлопнула дверца, и послышался едва не плачущий голос шофера:
— Геннадий Петрович!.. Нассонов выругался.
Я продолжал идти.
— Младший лейтенант…
Я остановился. Председатель махнул рукой: подойди, мол. Я вернулся.
— Пошли.
Мы зашли в мастерские. Геннадий Петрович снял трубку телефона.
— Начальника райотдела
Он стоял ко мне спиной, Было видно, как у него застыли желваки:
— Приветствую вас. Нассонов… Он самый.
Он говорил с моим начальством несколько минут. И я понял: председатель чувствовал, что бой проигран. Это его злило еще больше, потому что всему причиной был я, розовощекий мальчишка.
Нассонов сунул мне трубку.
— Кичатов, можно выпустить машину в рейс?
— Никак нет, товарищ майор. Совсем тормоза не работают. Лично проверял.
— А чего же Нассонов бушует?
— Не знаю.
— Ничего, пошумит, пошумит и перестанет. А вообще ты молодец, младший лейтенант. Не сдавайся.
— Слушаюсь.
— Вот так… Завтра в час — на оперативное совещание.
— Так точно. Буду, товарищ майор. В трубке запели короткие гудки.
Ребята, молча курившие на скамейке, вопросительно смотрели на нас. Так же смотрела Лариса.
Председатель, не сказав ни слова, вышел и сел в свой «газик». Машина круто развернулась, зло прошелестела шинами и помчалась по дороге…
— Что? — поднялся шофер.
— За правами придешь ко мне, после того как починишь машину. Я проверю…
Это была победа. Но в душу, на самое дно, опустилась горькая тяжесть оттого, что уставшие парни будут сейчас стаскивать двигатель с кузова. Потом снова втаскивать на другую машину. А где-то люди ждут и чертыхаются…
Я даже переживал за Нассонова. Получить оплеуху от молокососа…
Катаев побежал искать другую машину. Мы с Ларисой молча пошли назад по дороге.
— Неужели у вас все так строго? — спросила она.
— Надо было кричать не на меня, а на этого болвана Федю.
— Некрасиво вышло…
И окончательно померкло то чудо, возникшее там, среди золотых подсолнухов…
…А ночью, когда я уже засыпал, убаюканный шепотом листвы у моих окон, тихо скрипнула калитка, и в светлом квадрате окна появилась голова.
— Товарищ лейтенант! Незнакомый, почти мальчишеский голос»
— Кто это?
— Я, Женя…
— Какой?
— Нассонов…
Я встал с постели, подошел к окну. От парнишки попахивало вином.
— Ну и что же тебе надо, Женя Нассонов?
На его рубашке шевелился узор — тень от листьев.
— У меня там друзья, из города. В техникуме вместе учимся. Ну, немного не хватило… А Клава говорит: если вы разрешите, она отпустит. Нам всего бутылочку… вина…
— А что отец скажет?
— Он в районе.
Парень, выходит, отца боится.
— Женя, сколько тебе лет?
— Шестнадцать. А что?
— Рано тебе, наверное, пить, а?
— Да ведь друзья…
— Отцу твоему я ничего не скажу, но только больше по ночам не тревожь людей, договорились?