Инспектор Вест [Инспектор Вест в затруднении. Триумф инспектора Веста. Трепещи, Лондон. Инспектор Вест и Принц]

Кризи Джон

— Это всего лишь царапина, — успокоил Вест, зажимая нос платком, — которую я вполне заслужил. Великолепное проявление братской любви, не правда ли?

Кельхэм затаил дыхание:

— О чем… о чем вы говорите?

— Это эмиссар вашего сводного брата. — Роджер кивком головы указал на Этель. — Не пора ли вам прекратить скрытничать? Не пора ли прекратить притворяться, что помогаете нам? Ведь в действительности вы скрываете от нас необходимые сведения! За сегодняшнее утро вы мне успели уже дважды солгать. Вы знаете, что ваша жена болеет из-за наркотиков, а Александр ваш сводный брат. Что бы ни заставляло вас хранить молчание, какую бы тайну вы так тщательно ни скрывали, мы обо всем узнаем со временем. Было бы намного лучше, если бы вы добровольно сделали заявление вместо того, чтобы вынуждать нас все глубже и глубже зарываться в ваше прошлое. Никому не нравится перебирать грязное белье. И я бы хотел…

Он замолчал, потому что Гарденер, который отвел Этель Дауни в соседнюю комнату, постучал в дверь.

— Инспектор, доктор Мерлин, я хочу сказать,

сэр Рандольф Мерлин снова пришел. Он хочет видеть вас.

— Введите его сюда, а потом отвезите женщину в Канон Роу, — распорядился Роджер. Он взглянул на Кельхэма и спокойно добавил: — Может быть, это ваша последняя возможность сделать подробное заявление и начать действительно сотрудничать с нами. Воспользуйтесь ею.

В этот момент в комнату вошел Мерлин.

Если он и был обижен своим прежним неудачным визитом, то успешно это скрывал. Он улыбнулся Роджеру, положил шляпу, перчатки и трость на стул, потом подошел к Кельхэму, потирая руки.

— Ну, Энди, наконец-то я пришел. Как ты себя чувствуешь, старина? — Мерлин в таком приподнятом настроении еще не был знаком инспектору, которого особенно поразило, что эти люди были в приятельских отношениях.

— Со мной ничего серьезного не произошло, — ответил Кельхэм, — помолчи одну минуточку, Рандольф. Мне надо подумать.

Он закрыл глаза и замер, а Мерлин с упреком воззрился на Роджера, который на него вообще не смотрел, не отрывая глаз от лица раненого финансиста. Инспектору показалось, что он видит, какая внутренняя борьба сейчас происходит в душе Кельхэма, и оставалось молить Бога, чтобы Мерлин не вздумал вмешаться.

Наконец Кельхэм открыл глаза.

— Хорошо, Вест, — проговорил он с сомнением в голосе. — Рандольф, не прерывай меня. — Он снова помолчал, потом заговорил уже более твердо: — В течение нескольких лет мой сводный брат Александр преследовал меня, шантажировал, мучил, принуждал совершать такие поступки, которые противоречили моим желаниям и принципам. Для этого шантажа существовало две причины. Прежде всего я приобрел некоторую известность в финансовых кругах. Я бы никогда этого не добился, если бы стало известно, что…

— Энди! — воскликнул Мерлин. — Нет никакой необходимости…

— Пусть лучше все выйдет наружу, — произнес Кельхэм, — пожалуйста, не прерывай меня. Я собирался сказать, Вест, что не смог бы достичь нынешнего положения, если было бы широко известно, что в свое время я был приговорен к трем годам лишения свободы за растрату. Не здесь, а в Америке.

Роджер ничего не сказал, он не был особенно удивлен, потому что ему давно было известно, что прошлое часто очень сильно влияет на настоящее. Однако известие, что преступление было совершено в Америке и повлекло за собою три года тюремного заключения, явилось для него новостью.

— Юридически я расплатился за свои грехи, — продолжал Кельхэм, — но не собираюсь выставлять себя невинной жертвой: я действительно растратил деньги клиента, хотя, как и все люди, обвиненные в том же самом, рассчитывал возместить их до того, как акт будет обнаружен. Понятно, что этот печальный эпизод из моего прошлого помешал бы мне сделать финансовую карьеру в Англии. Я не знал, что об этом здесь кому-либо известно, потому что в Америке я жил под другим именем и считался американским гражданином. В Англии я начал все с самого начала, — в этом месте в его голосе послышались иронические нотки, — и добился значительных успехов, когда меня разыскал мой сводный брат. Александр никогда не отличался особой щепетильностью, но всегда был исключительно умен. Природа наградила нас обоих талантом управлять финансами. Различие между нами, по-моему, заключается в том, что он — человек аморальный, в то время как я стараюсь не переступать границы дозволенного и стремлюсь быть во всем честным. Однако нет никакого резона тратить попусту время, стараясь себя обелить.

Он снова замолчал и потянулся к портсигару, лежащему сбоку на ночном столике. При этом он чуть было не уронил тарелку, стоящую на чайном подносе. Роджер подал ему сигареты и помог прикурить.

— Благодарю вас, — сказал Кельхэм. — Я был уверен, что Александр попытается втянуть меня в какие-нибудь аферы. Чтобы откупиться от него, я помог ему материально и дал возможность идти собственным путем. Я считал, что мне это удалось, пока не сделал открытия — кстати, с помощью Мерлина, — что ухудшение здоровья моей несчастной жены вызвано наркотиком лоденумом. Я считал, что у нее сонная болезнь, но Мерлин быстро разуверил меня. С самого начала было ясно, что препарат вводится каким-то хитрым способом. До сегодняшнего дня я так и не разгадал этой загадки. Я отослал ее в «Тополя», окружил слугами, которым, по моему мнению, можно доверять, и постарался сделать так, чтобы ни один человек, плохо к ней относящийся, не смог бы проникнуть в дом. Но какие бы меры предосторожности я ни принимал, все равно наркотик к ней попадал. Бывали периоды, когда ей вроде бы становилось лучше, а потом наступало резкое ухудшение. Я делал все, что в моих силах, чтобы выяснить, кто давал ей препарат, но так и не сумел. Я знал, что организатор этого — Александр, но он держал меня в руках, а теперь его узда стала еще прочнее. Я мог бы от него избавиться, раскрыв правду о своем прошлом. И я бы решился на это, даже рискуя все потерять, если бы при этом на карту было поставлено только мое благополучие. Но он организовал всю эту аферу с моей женой и дал мне ясно понять, что ее будут травить и дальше, даже если он лишится свободы. Я ему верил. Мерлин убедил меня в том, что

наркотик не окажет смертельного действия, пока он поступает в таких дозах, как в настоящее время. Но кто мог поручиться, что дозу не увеличат? Итак, я был под каблуком. Вы знаете, что я был втянут в сомнительные махинации, теперь вам понятно, почему так случилось. Следующий шаг был для меня очевидным: я решил завоевать независимость с помощью земельного бума. Мои интересы были чисто финансовыми, конечно, и я пытался скрыть от Александра, что приобрел несколько крупных поместий за умеренную цену. Затем я вложил средства в строительство, в кирпичные заводы и связанные с этим предприятия. Естественно, мне хотелось завоевать максимальное влияние. Уверяю вас, Вест, моим искренним желанием было строить хорошие дома по доступной цене для тружеников нашей страны. Меня удовлетворяли умеренные прибыли. Я понимал, что тут широкое поле для спекуляции, но рассчитывал при помощи правительства связать всем руки. Однако Александр обо всем разнюхал. Он продал мне несколько участков через подставных лиц по подложным документам. Он подкупил от моего имени члена муниципального совета, который заверил власти, что участок будет использован под общественно полезные здания, приобрел его за гроши и перепродал втридорога, получив сказочную прибыль. Он делал все, чтобы его неблаговидные поступки приписывались мне. В итоге правительство стало подозрительно относиться к моим намерениям. Методы его деятельности весьма просты: я буду наживать колоссальные деньги, частично незаконным путем, а он — шантажировать меня и получать часть прибылей. Я не мог доказать, что он совершал преступления, а у него были фальшивые доказательства, что этим занимался я. Я понимаю, что все это звучит неправдоподобно, — устало добавил Кельхэм, — но это правда. Помимо шантажа, он заставлял меня поступать согласно его желаниям из страха, что моя жена умрет буквально у меня на глазах. Каждый раз, когда у нее начинался новый приступ, — это был нож, направленный в мое сердце. Конечно, я понимал, что вскоре Александр потребует от меня большего. Пока же он тщательно готовил почву и наверняка рассчитывал начать открыто сотрудничать со мной. Понимаете, у него были собственные планы: захватить власть над большими строительными фирмами, в которые я уже вложил капитал.

Александр весьма состоятельный человек, поэтому он не испытывает трудностей, подыскивая для себя подходящих работников, ибо платит им исключительно щедро. Его можно со всеми основаниями назвать «пиратом», браконьером, готовым получить самый жирный кусок со стола, какие бы жертвы ни были принесены ради этого. Ко времени окончания войны, когда на повестку дня встала программа восстановления, он умудрился сколотить себе солидный капитал. Используя мое имя, он приобретал все большую и большую власть, а угроза жизни моей жены становилась все сильнее.

— Я не сомневался, что вызвал подозрения у полиции, — продолжал Кельхэм, — я был даже уверен, что это так. Я знал, почему вы, инспектор, так враждебно настроены, конечно, не открыто, но я все видел. Это одна сторона дела. Но, кроме того, я приобрел врагов. Сначала я не знал, что некоторые мелкие фирмы, в которых я приобрел акции, были окончательно разорены Александром, так что потом их можно было скупить по дешевке. Отец Чарльза Блэра был одним из таких неудачников. Он покончил с собой. Вторым был отец Гризеллы Фейн: тот тоже пытался покончить с собой, но, поскольку дела его фирмы были в беспорядке и он нарушил закон, его отправили в сумасшедший дом строгого режима. Чарльз Блэр приехал объясниться со мной, но мне удалось его убедить, что я сделал все, чтобы помочь его отцу. Он стал моим самым верным помощником. Гризелла не сказала мне открыто того, что ей известно. Я люблю это дитя, — сказал он дрогнувшим голосом, — в Гризелле есть что-то очаровательное. Я надеялся, что со временем сумею преодолеть ее враждебность. И рассчитывал, что она станет женой моего сына, и тогда у нас воцарится мир. К несчастью, она знала, что Энтони, несмотря на все его прекрасные качества, был человеком ненадежным там, где дело касалось женщин. Временами он совсем отбивался от рук и становился настоящим дикарем. В один из таких вечеров они поссорились, но даже тогда я не оставлял надежды их примирить и продолжал действовать в этом направлении. Понимаете, инспектор?

— Да, — тихо ответил Роджер.

— Было много печальных последствий нашего неоправданного партнерства с Александром, — горько продолжал Кельхэм. — Те люди, которые воображали, будто я им причинил вред, засыпали меня угрожающими письмами, но я их игнорировал. Одно время писем приходило столько, что я их даже не читал, и велел Чарльзу их просто уничтожить. Я продолжал надеяться, что придет такой день, когда мне удастся узнать, каким образом Александр ухитрился устроить так, что жена получала наркотик. Это стало моей навязчивой идеей. Я решил, что буду работать с ним до той минуты, пока не перестанет существовать эта угроза. Может быть, это было ошибкой, но я так решил. Даже когда был убит Энтони, я остался верен намеченному курсу. Я не знаю, кто его убил. Иногда мне казалось, что это сделал Александр, потому что Энтони раскрыл его истинное лицо. Иной раз мне приходило в голову, что он был убит человеком, имевшим веские основания ненавидеть меня, потому что Энтони приняли за меня, ведь мы были очень похожи. Конечно, я понимал, есть опасность, что вы сумеете обнаружить многое такое, чего не было заметно на поверхности, но я решил любой ценой спасти жену. Сомневаюсь, что вам удалось бы понять, какую роль играл в этой истории мой сводный брат, если бы он не свалял дурака и не явился к вам домой, чтобы попытаться увезти Гризеллу.