Институт экстремальных проблем
Шрифт:
— Сударыня, — Меньшиков опустился на одно колено, — соблаговолите проследовать к выходу!
Смех в такой обстановке прозвучал немного странно, но он снял напряжение и с детей, и со взрослых. Улыбнулась даже одна из женщин, пришедших в себя после обморока, чуть только в помещении стало не так жарко.
Зубов собирал своих кружковцев, помогал Сашке, придерживая верхний край рукава, и одновременно успевал рассказывать Медведеву о себе.
— Закончил филфак университета и вернулся в нашу школу преподавать. Людмила Мстиславовна, — речь шла об их учительнице русского и литературы, — меня всю жизнь опекала и тут тоже взяла под крыло. Мы вместе школьный театр создавали, о котором она всегда мечтала, а когда ее не стало, пришлось мне всем заниматься. Помнишь Алю Федорову? — спросил он у Вадима. Тот немного подумал, припоминая эффектную брюнетку из параллельного
— Живу помаленьку, работаю, сам видишь кем. С женой развелся, детьми не обзавелся… — усмехнулся Вадим. — Вот и все, больше говорить не о чем.
— Понимаю, обстановка сейчас совсем не подходящая для воспоминаний и разговоров, — кивнул Зубов, — но мы непременно должны встретиться. Я тебе сейчас свои телефоны черкну, позвони обязательно.
— Как получится, — криво улыбнулся Медведев, он не хотел давать никаких обещаний.
Конечно, ему было бы интересно узнать о бывших одноклассниках, но вот про себя рассказывать совсем не хотелось, потому что рассказывать было нечего – работа, одна только работа. Что-то вроде хорошей зависти почувствовал Вадим, когда услышал о Мишкиной семье, — тому есть, чем и кем похвастаться. «Счастье… В чем оно? Уж точно, не в благополучии или богатстве, не в привлекательной внешности, не в успешной карьере и даже не в здоровье. Это все преходяще… — думал Медведев, помогая Мишкиным ученикам забираться в рукав. — Наверное, оно возможно, только когда есть семья, дом, где живут дорогие тебе люди. Почему мы понимаем это слишком поздно, когда уже практически ничего не можем изменить? Нельзя ничего откладывать на потом, потому что никакого «потом» не будет…»
Все школьники спустились вниз, и уже последняя женщина протискивалась в отверстие рукава. В помещении оставались только спасатели, учитель и официант из кафе, совсем молодой парень, по виду – вчерашний школьник, так же, как школьники, напуганный, но изо всех сил старавшийся не показать этого.
— Больше нигде не может быть людей?
— Нет, мы все проверили, — заверил спасателей Зубов.
— Тогда быстро уходим отсюда! — Вадим одной рукой подтолкнул к отверстию парня, другой – бывшего одноклассника.
Официант не заставил долго себя упрашивать и скользнул в туннель рукава.
— Я не пролезу, даже если разденусь совсем, — покачал головой Зубов. — Разнесло меня до безобразия, когда суставы гормонами лечили.
— У моей сестры такая же проблема, — бросил Вадим и стал отстегивать сложную систему ремней, при помощи которой он фиксировал себя на стене, когда снимал панель. — Спустим тебя по-другому. Не так быстро, но на место доставим в целости и сохранности.
Вместе с Сашкой, который тоже снял с себя страховочные ремни, Медведев опутал одноклассника своеобразной сбруей и пристегнул к ней трос. Зубов, недоверчиво глядя на все эти приготовления и на узкий проем, то и дело порывался что-то сказать, но Вадим каждый раз останавливал его:
— Помолчи, мы свое дело знаем. На стене набиты крюки, во время спуска для страховки можешь держаться за них. Сейчас, когда выберешься наружу, — не бойся, мы тебя удержим, — постарайся ногой встать на один из них, но если не получится – не страшно.
С трудом Зубов протиснулся в отверстие и глянул вниз. Первый крюк был примерно в метре вниз от проема, учитель навалился грудью на узкую балку и нащупал его ногой.
— Стою, — сдавленным голосом сказал он Медведеву.
— Вот и славно, — Вадим успокаивающе улыбнулся. — Сейчас поедешь вниз, только сам следи за тем, чтобы об стену не стукнуться.
Когда Зубов спустился за своими кружковцами, Вадим посмотрел ему вслед и сказал Сашке:
— Давай вниз, я этаж еще раз проверю и тоже спущусь.
Меньшиков не тронулся с места.
— Командир, лучше вместе это сделать, не стоит тут одному оставаться.
— Спускайся, кому говорю!
— Нет!
Медведев в бешенстве схватил его за плечо.
— Ты, щенок, еще спорить со мной будешь?! Один звук – и я тебя пинком отсюда сброшу!!! — и вдруг добавил неожиданно мягко: — Саша, не спорь со мной, спускайся, потом снизу меня подстрахуешь. Я твоим рукам
Медведев быстро обошел с фонарем все закоулки. Мишка был прав, больше никого не было на этаже, отсеченном противопожарными перегородками сверху и снизу. Панели разогрелись до такой степени, что на них начала вздуваться краска, температура в помещении была не ниже пятидесяти градусов, и Вадиму было невыносимо жарко даже в одной футболке. «Пора уходить, пластик загорится, никакой респиратор не спасет», — мелькнула мысль. Он снял крепления рукава, по которому спустились вниз школьники, их родители и Сашка, и сбросил вниз, где Генка подобрал его и сделал жест рукой: «Спускайся», но Вадим задержался в проеме и оглядел крыши старых домов, находившиеся примерно на этом же уровне. «Сколько раз хотел сходить на смотровую площадку, да так и не собрался. Забраться бы туда прямо по стене без крючьев, без страховки, как тот француз делает», — мелькнула мысль, а потом Медведев представил себя наверху рядом со Светланой, и ему уже не хотелось ни одиночества, ни свободы. Они стояли, прижавшись друг к другу, Вадим обнимал девушку за плечи, а вокруг была ночь – редкие огни внизу и частая россыпь звездных искр над головой. «Увидишь звезды на городском небе, как же! Да еще и Свету рядом! Размечтался!» – он подивился собственным бесплодным фантазиям, ухватился за трос и развернулся лицом к зданию, приготовившись к спуску, но в этот момент стены начали раздуваться, как мыльный пузырь, а опора ушла из-под ног. Последнее, что почувствовал Медведев, — раскаленный воздушный удар в грудь, перед глазами что-то полыхнуло, и наступила тьма.
Стоявшие внизу увидели, как человеческое тело около девяноста килограммов весом с легкостью листа, сорванного с ветки порывом осеннего ветра, пролетело не меньше десяти метров и ударилось о решетчатый столб с рекламным щитом. Или удар был такой силы, или он совпал с сотрясением почвы от взрыва, но щит сорвался со своих креплений и соскользнул по накренившейся опоре вниз на лежавшее у ее основания неподвижное тело.
Стеклянный цилиндр почти у самого основания вспух и превратился в подобие ножки бледной поганки, а через несколько мгновений начали рушится внутрь верхние этажи «Атланта», как будто эта опухоль втягивала их в себя.
Реакция Сергея была молниеносной. Он схватил Сашку с Антоном и буквально закинул их внутрь «Урала», дернул за куртку Дениса; они в последний момент успели запрыгнуть в машину, как тут же на нее сошла лавина из осколков стекла, кусков бетона и обломков металлического каркаса. Вечностью показались те минуты, когда весь мир, казалось, рушился на них. Когда, наконец, все стихло, Сергей обнаружил, что лежит на дне машины и закрывает собой находившихся под ним Сашку и Антона. Томский сел, ребята тоже начали приходить в себя и подниматься с пола. Рядом приподнял голову Денис. «Все живы?» – спросил он придушенным голосом. Металлический кузов выдержал, хотя оказался погнутым и пробитым в нескольких местах, дверь не открывалась, и спасателям пришлось выбираться наружу через разбитое стекло водительской кабины. «Урал» почти до половины был завален остатками того, что еще несколько минут назад было торгово-развлекательным центром, построенным по столичному образу и подобию и по-столичному же взорванному каким-то психопатом. Им повезло, потому что «Атлант» падал немного набок, и основной завал образовался над двухэтажным пристроем аквапарка, из которого успели эвакуировать посетителей. Из тех, кто к моменту второго взрыва оставался на верхних этажах, в живых вряд ли мог остаться хоть один человек.
— Командир!
Сашка спрыгнул с кучи обломков, подвернул ногу и, хромая, бросился туда, где упал Вадим. Вся земля была усеяна осколками стекла разной величины. Кто-то из спасателей закрывал черным пластиком окровавленное тело в милицейской форме, разрезанное пополам огромным куском стекла, упавшим с многометровой высоты. Подобно ножу гильотины, он разрубил туловище почти строго по вертикали – от ключицы до паха, плоть и форма выглядели так, словно их рассекли мощным взмахом гигантского скальпеля. Всего в нескольких метрах медики оказывали первую помощь еще троим милиционерам, попавшим под стеклянный ливень. Кожа на руках и лицах молодых парней, стоявших в оцеплении, была сплошь иссечена осколками стекла, летевшими сверху и срикошетившими от асфальта, на одном сержанте залитая кровью форма висела клочьями, но их жизни больше ничего не угрожало.