Институт фавориток
Шрифт:
— Ты его любишь? — Фай заинтересованно приподнимает бровь.
— Разумеется, люблю! — не задумываясь, восклицает Лурита. — Я же с ним сплю!
— Это не любовь, а влюбленность. Привязка, — парирует рогранка.
— А какая разница? — фыркает иперианка. — Это только у мужчин разделение четкое: психологическое влечение — любовь, физиологическая потребность — сброс сексуального напряжения. А у женщин вообще сложно отделить одно от другого.
— Ты не права! — Файола энергично отрицательно качает головой, рискуя испортить прическу. — У женщин тоже есть разделение, только оно обратное: физиологическое влечение — привязка, психологическая
— Второе обычно только после танца развивается, — моя сведущая лишь в теории персона вмешивается в разговор двух опытных в практике подружек.
— Именно, — кивает рогранка.
— А я все равно разницы не чувствую. — Лурита пожимает плечами. — Наверное, потому, что мне не с чем сравнивать. Да и меня все устраивает.
— Все? — удивляюсь я. — Даже жуткий неопределенный статус фаворитки?
— Ну ты скажешь тоже… — Иперианка морщится. — Хотя не уверена, что замужество с Джаграсом было бы лучшим вариантом.
— Вот видишь, — многозначительно произносит Файола. — Значит, ты его не любишь, раз сомневаешься.
Если Лурита и желает что-то возразить, то не успевает. Рогранка ее уже не слушает, потому как поднимается навстречу своему брату, который именно в этот момент появился из-за поворота и, вежливо нам поклонившись, поманил сестру к себе.
— Ты что-нибудь узнала? — шепчу я на ухо подруге, пользуясь тем, что мы остались наедине.
— Не так много, как хотелось бы. Один раз он во время… ну понятно, да?.. В общем, в порыве страсти и от этого в легком неадеквате Джаграс назвал меня именем…
— Твоей мамы, — легко догадываюсь я.
— Нет. Твоей.
От такого заявления я теряю дар речи. Как это? Почему? Или его привязанность к сестре была настолько сильна, что перекрыла любовь к ее подруге?
— Он сам-то это заметил? Как-то объяснил? — Мысль о том, что времени на обсуждение у нас немного, быстро возвращает мне способность говорить.
— Он-то, может, и не заметил, да только я потом спросила. Знаешь, как Джаграс рассвирепел… Меня загнал в столовую, и пока я завтракала, в каюте что-то так страшно грохнуло! Когда я решилась выглянуть, служащие уже осколки убирали, а твоего дяди не было. Вернулся только через два часа и сделал вид, что ничего не произошло.
— Что он разбил?
— Голографию, которая на Рооотоне в его кабинете на столе стояла.
Ого! Ту самую, послесвадебную? Где наши мамы со своими мужьями? Удивительно. Дядя всегда крайне трепетно к ней относился, даже мне запрещал прикасаться. Не понимаю… И Лурита не сможет это выяснить. Она хороший провокатор, но просчитывающий ходы разведчик из нее никудышный. Ой!.. Провокация! Ну конечно! Я все жду, когда представится случай все выяснить, а нужно создать для этого условия. Вот тогда все и станет понятно.
Идея, как именно это сделать, возникла так явственно, что захотелось реализовать ее немедленно. Эх, был бы здесь дядя! И не было бы свидетелей… А еще жаль, что Луриту придется использовать втемную, раскрывать ей мой замысел опасно, она может невольно проговориться. Конечно, сейчас она себя уже способна контролировать в большей степени, ведь ее организм получил желаемое, но все равно рисковать не стоит. И о нависшей надо мной угрозе танца с Атиусом тоже не следует забывать. Как и о том, что он точно в курсе прошлого моего дядюшки. В общем, опять придется действовать по обстоятельствам. Если только…
— Файола, — зову подругу,
— Восемнадцать километров до поверхности.
— Атмосфера стабильна. Штормовой фронт ушел на северо-запад.
— Корабли сопровождения рядом. Помехи на траектории отсутствуют.
— Тормозные двигатели на полной тяге.
— Защитное поле включено.
Команда маленького челнока, спускающего нас с орбиты на поверхность Цесса, обменивается привычными для них рабочими фразами, а мы, с комфортом расположившиеся в уютных объятиях мягких противоударных кресел, ждем приземления. Мы — это я и Атиус. У принца свой личный шаттл, который забрал нас с крейсера, остальные гости летят на пассажирском транспортнике. Оба корабля задержались с вылетом именно потому, что над центральным космопортом Цесса, где готовилась торжественная встреча, разразилась гроза. Теперь же опасность миновала, и посадку разрешили.
Прозрачный в передней части корпус шаттла позволяет видеть, как впереди нас, рассекая остаточную облачность, летят два стреловидных корабля. На горизонте, который по мере нашего движения поднимается все выше, плавится белая звезда — Бокус. И все ближе поверхность планеты — бескрайняя равнина, окрашенная салатной зеленью и желтыми мазками растительности, голубоватой гладью озер и белесыми пятнами поселений.
Светлая, яркая, броская… Я хоть и привыкла за это время к насыщенным цветам, а все равно щурюсь, рассматривая красочные просторы, залитые белым светом. Шигузути, чувствуя мое волнение, тоже никак не может найти для себя удобное место. То и дело высовывается из драпировок лифа платья и снова прячется. Копошится, растягивая лапками эластичный материал, на несколько минут замирает и вновь вылезает, чтобы нервно пискнуть и нырнуть обратно. Хотя вполне вероятно, что причина его беспокойства вовсе и не во мне, а в том, кто сидит рядом. Малыш Атиусу по-прежнему не доверяет и наверняка опасается оставлять без присмотра принадлежащую ему территорию. Ведь спрячься он надолго, и не увидит, как цессянин себя ведет. А вдруг тот опять попытается лишить его облюбованных владений?
Контроль маленького собственника напрягает принца ничуть не меньше. Альбинос тоже волнуется, и я это чувствую, несмотря на то, что внешне он старается этого не показать. Хотя это странно. Атиус ведь домой летит, где его ждут. Причем возвращается, получив то, за чем улетал. Радоваться должен, а не переживать. Однако в сиреневых глазах, посматривающих на моего охранника, нет-нет да и промелькнет беспокойство. Погаснет, подавленное волевым усилием, и вновь возродится в судорожном переплетении длинных пальцев. Исчезнет, взятое под контроль, и проявится теперь уже в нервном восклицании «дихол!», когда шаттл проваливается в воздушную яму.
С одной стороны, понять Атиуса можно. Он ведь надеялся, что за время полета успеет меня в себя влюбить. И теперь, несомненно, расстроен тем, что у него не получилось. С другой стороны, ну что страшного в том, что нет у меня к принцу настоящего влечения? Все равно ведь после танца начнет формироваться. Чуть раньше, чуть позже… Какой смысл торопить события и переживать?
— Внимания к тебе будет много, так что постарайся не смущаться… Если к тебе обращаются, а ты не знаешь, что ответить, промолчи, тогда говорить буду я. Хорошо?