Инструмент
Шрифт:
— Большое спасибо, — сказал Янк.
— А пока он не получил прав, можно ему ездить на своей машине? Как ты думаешь?
— Да ведь мы с тобой знаем таких, кто спокон веку ездит без прав и никак не удосужится их получить.
— Сейчас за такими охотятся.
— Да, это верно.
— А у мистера Лукаса к тому же нью-йоркский номер, — сказала Анна Фелпс.
— Тогда он лезет на рожон. А зачем? Что ему, съездить куда надо?
— На ферму Сеймура Эттербери.
— Мм… Дать, что ли, мою машину? Номер на ней вермонтский, и права у меня,
В Ист-Хэммонде все знали машину Эда Кросса, и неудивительно. Это был «Форд V-8» — ветеран, претерпевший не одну вермонтскую зиму и не избалованный вниманием со стороны хозяина.
— Но она все еще на ходу, — сказал Эд.
Янк поехал на ней и без труда нашел ферму Эттербери.
— Я вижу, вы приехали на машине Эда Кросса, — сказал человек, встретивший Янка в конторе. — Я Адам Фелпс. Анне уж очень хотелось, чтобы вы осмотрели хозяйский особняк, но там не моя территория. Об этом надо говорить со старшим лакеем. Я с ним не якшаюсь, разве только по крайней необходимости. Вот нью-йоркские газеты начиная с понедельника. Накапливаются тут, пока хозяина нет дома, но выбрасывать их не велено. Он любит кроссворды. Уж сколько лет решает и ни на одном не споткнулся.
— Постараюсь не растрепать их. Мне надо посмотреть только две заметки.
— Ну-с, если тут есть все, что вам нужно, я вас оставлю, — сказал Адам Фелпс. Это был высокий, ширококостный человек в клетчатой рубашке и зеленых брюках морского пехотинца, заправленных в коричневые резиновые сапоги с короткими голенищами. Он надел суконную куртку и ярко-красную фетровую шляпу и взял из шкафа двустволку. — Малоприятная работка, — сказал он. — До их приезда надо пристрелить старого сеттера. Не живет, а мучается. Она сказала: «Сделайте это до нашего возвращения».
— Вот жалость, — сказал Янк.
— Что поделаешь, ему шестнадцать лет, а для сеттера это порядочный возраст. Сам того и гляди сдохнет. Ничем уже не интересуется и так смердит, что другие животные шарахаются от него.
Адам Фелпс пошел убивать собаку, а Янк Лукас сел в его вращающееся кресло и стал читать нью-йоркские рецензии. Сначала он пробежал их наскоро, посмотрел, где хвалят, где нет, но все они были чрезвычайно хвалебные. Он перечитывал отзыв Аткинсона, когда за окном раздался выстрел. Он подождал второго, но его не было. Такой человек, как Адам Фелпс, делает свое дело чисто. От картины, мгновенно возникшей перед Янком — нечто страшное лежит на земле у ног Адама Фелпса, — все, и рецензия, и театр, и даже сама жизнь, показалось таким пустым, мелким, и ему не захотелось читать дальше, но он все-таки посмотрел, что эти два критика пишут о Зене Голлом. Оба рассыпались в комплиментах по ее адресу, и Янк мысленно поблагодарил их; только неблагодарное существо могло бы требовать чего-нибудь еще, — значит, теперь он свободен. Ему стало уже не так
Он подровнял газеты и сложил их на столе. В контору вошел Адам Фелпс. Он поставил двустволку обратно в шкаф, положил неиспользованный патрон в ящик и повесил шляпу и куртку на колышки на стене.
— Готово дело? — сказал Янк.
Адам Фелпс кивнул.
— Закапывать пусть другие закапывают. В это время года у нас здесь многих хоронят. Людей. Кто умирает, когда почва замерзла, тому приходится ждать похорон до весны. За последние недели я ровно четыре раза хоронил. Двое знакомых, двое родственников. Хватит с меня, велел одному рабочему — пусть отдаст последний долг собаке. Зачем же быть управляющим, если не можешь свалить кое-какую работу на других? Ну как, нашли, что вам нужно?
— Нашел. Спасибо.
Дверь распахнулась, в контору вошла молодая женщина.
— Мистер Фелпс, можно, я возьму джип? Ах, простите. Я не знала, что вы заняты.
— Ничего, пожалуйста. Да, можете взять при условии, что вернете его обратно к половине пятого. До тех пор он мне не понадобится. Опять с вашей что-то случилось?
— Аккумулятор сел. Вильям уверяет, будто я оставила зажженные подфарники на всю ночь. Как это могло произойти, не знаю, но с Вильямом спорить бесполезно. А мне надо в Куперстаун делать прическу. Сегодня я должна выглядеть на все сто. Так что я буду вам очень обязана.
— Ключи в машине.
— Спасибо, спасибо, — сказала молодая женщина и затворила за собой дверь.
— Кто это? Она работает здесь? — сказал Янк.
— Работает? Как бы не так! Это ее дочь, хозяйкина дочь, от первого мужа. Шейла Данем.
— Дуновение весны, — сказал Янк. — Она всегда здесь живет?
— Конечно, нет, — сказал Адам Фелпс. — Разводится, вот и приехала сюда. Замужем за каким-то бостонцем, но он, наверно, решил, что с него хватит. Такой с меня бы тоже хватило.
— Молода она для развода.
— Года двадцать три, двадцать четыре. А может, и все двадцать пять.
— Выглядит моложе.
— По уму ей самое большее пятнадцать, — сказал Адам Фелпс.
— В данном случае это, наверное, не мешает.
— Вот именно. Родилась богатой, вышла замуж за богача и разводится, наверно, по-богатому.
— Я не только о деньгах, — сказал Янк.
— Ну, это само собой. Бегает тут в брючках и в свитере, только мужиков распаляет. Дойдет когда-нибудь до группового изнасилования, может, это ее проучит.
— Здесь? В Вермонте?
— Угу. У меня тридцать четыре человека рабочих, а из них больше половины еще и года нет, как приняты. Нанимаешь, кто придет, без разбора. Французы из Канады. Ирландцы. Два негра. Ведь кому-то надо убирать коровье дерьмо. Они не то что мигрируют, но проработают самое большее год и уходят. Холостяков, а таких много, мы селим в бараке. Именуют его общежитием, но название «барак» больше в ходу. Хотите взглянуть?
— Я как-нибудь еще приеду, если позволите. А сейчас мне надо заняться письмами.