Интеллект в подарок

Головнин Вячеслав Владимирович

Потом занялся исцелением мужчины. Нашёл нужное плетение, запитал его маной и, установив с пациентом с помощью моей метки информационный контакт, запустил его в работу. Через пять минут все палочки Коха в его организме были убиты. Теперь можно было заняться восстановительными процедурами. Для этой цели я решил использовать ПНМ (программу настройки мозга) и малую магему исцеления, добавив к ним зубную магему, чтобы сохранить ему те остатки зубов, которые у него ещё оставались.

Девушке пока поставил ПНМ и зубную магему. Что-то её зубки мне не очень понравились. Остальные косметические процедуры пока отложил.

Тут уместно сказать,

что я находил время повторно диагностировать тех людей, которым ставил ПНМ и вёл статистику. Отмечал состояние здоровья до и после, какие изменения в организме произошли после установки ПНМ, какие дополнительные бонусы получил пациент. Всё заносил в специальный журнал, который хранил в памяти. Я не терял надежды, что когда-нибудь мне удастся завершить работу учёного Хари Ланса.

Вернувшись после утренних процедур, мои попутчики стали знакомиться со мной. Мужчину звали Михаил Яковлевич Шепель, девушку — Елизаветой, она оказалась его дочерью, а не внучкой, как я сначала подумал.

За завтраком завязался разговор. Сначала Лиза, как будущий медик, а она училась на третьем курсе медицинского института, незаслуженно похвалила проводников нашего вагона за образцовую чистоту в туалете, за тёплую воду и наличие мыла. Потом перешли к более животрепещущей теме, а именно, когда поедем дальше, ибо поезд к тому времени, опять застрял на каком-то полустанке.

— Пойдёмте, поговорим с начальником станции, — предложил я Михаилу Яковлевичу, — хотя бы новости узнаем.

Тот отказался, зато Лиза согласилась составить мне компанию. Кабинет начальника станции осаживала небольшая толпа пассажиров, числом около десятка человек. Они громко и возмущённо кричали, потрясая какими-то бумагами, которые они называли мандатами и требовали немедленной отправки поезда. Только слушал их вовсе не начальник станции, а простой дежурный путеец, в шинели и с красной повязкой на рукаве. Он невозмутимо загораживал дверь, и время от времени пытался успокоить бушевавших пассажиров:

— Товарищи, наберитесь терпения. Расчистка пути уже идёт. Скоро движение возобновится.

Протолкавшись к нему, я сказал:

— Пропусти меня, дружок. У меня дело.

Дежурный шагнул в сторону и позволил мне зайти. Я открыл дверь и, кивнув на Лизу, добавил:

— Эта девушка со мной.

Мы с Лизой зашли и оставили за дверью шум возмущённых нашей наглостью пассажиров. В двух шагах от входа стоял небольшой стол, на котором ничего не было кроме телефонного аппарата, по которому в данный момент разговаривал хозяин кабинета.

Увидев нас, он махнул рукой предлагая присаживаться на свободные стулья, стоявшие вдоль стены. Через минуту он бросил трубку на рычаги аппарата и спросил:

— Вы с 316-го? Впрочем, что я спрашиваю, здесь кроме вашего других пассажирских поездов нет. Вы случайно не в курсе, кто вашему поезду путь расчищал?

— А что, разве машинисты не знают? — ответил я вопросом на вопрос.

Начальник в свою очередь проигнорировал мой вопрос, вышел из-за стола и подошёл к нам.

— Якимов, — представился он, протягивая руку.

— Берестов, — ответил я, и пожал ему руку.

— Елизавета, — назвалась моя попутчица и протянула руку мужчине.

Тот аккуратно пожал её и ответил, наконец:

— Да, они сказки какие-то рассказывают, я даже сначала подумал, что они выпимши. Выехали из Москвы и через полтора часа застряли в чистом поле. Пути занесло, кругом снег и метель метёт. Они заснули. Ночью

просыпаются, прожектор включили, смотрят — путь очищен. Через полчаса они смогли начать движение. Минут через 15 после начала движения догнали мотодрезину, которая катила перед ними и расчищала путь. И, видимо, до нас от Калинина тоже она путь расчистила. До следующей станции 10 километров и примерно в трёх километрах от нас застрял товарняк. Я послал дрезину с двумя обходчиками, те съездили до него и рассказали, что дальше пути не чищены. Машинисты с товарняка никакой мотодрезины не видели. У нас её тоже никто не видел. Была ли она?

— Я своими глазами видела мотодрезину, которая шла перед паровозом и расчищала путь, — ответила девушка, — это было в Твери, то есть в Калинине. Извините, 3 года прошло, а я всё привыкнуть к новому названию не могу.

Начальник вернулся за стол и перешёл на официальный тон:

— Слушаю вас товарищи, с чем пожаловали?

— Узнать, когда движение восстановится, — ответил я.

— Как только, так сразу, — ответил товарищ Якимов.

Глава 2

Поездка в Ленинград (продолжение)

Вернувшись после прогулки с Василием в купе, Лиза забралась на свою верхнюю полку и задумалась. В прошлом году у неё от туберкулёза умерла мать. Отец остался один, и дочь уговорила его переехать в Ленинград. До этого они жили в Твери, ныне Калинин. Лиза училась в Ленинграде на фармацевта. Там же у неё жила тётка, младшая сестра её матери, из-за которой она в своё время выбрала учёбу в Ленинграде, а не в Москве. Тётя Ульяна жила с дочерью Анастасией в коммунальной квартире, занимая там одну небольшую комнату. Настя, как и Лиза, училась в мединституте, только на втором курсе и не на фармацевта, а на врача.

Лиза сначала тоже хотела учиться на врача, но на эту специальность был большой конкурс, и она его не прошла. Ей предложили пойти учиться на фармацевтический факультет, и она согласилась. Выбор у неё был небольшой, либо согласиться с предложением, либо вернуться к родителям в Калинин.

Лиза несколько раз размещала в газете объявление об обмене жилья — большой частный дом в Калинине на жилплощадь в Ленинграде.

Неизвестно, кому повезло больше, но им предложили 2 комнаты в трёхкомнатной коммунальной квартире на Среднем проспекте Васильевского острова, откуда Лизе до института было полчаса езды на трамвае. Она своё согласие дала, и отец оформил обмен. Сейчас она помогала отцу перебраться на новое место. По условиям обмена мебель оставалась на своих местах. Поэтому перевозились только личные вещи, которых у отца набралось совсем немного. Плюс Лизины вещи. Тем не менее, багажом тоже пришлось кое-что отправить.

В соседях у Шепелей оказалась одинокая пожилая женщина, Ткачук Прасковья Николаевна, жившая на пенсию по потере кормильца, которую она стала получать после смерти мужа.

Лизины мысли перешли на её нового знакомого, Васю Берестова. Он ей очень понравился, и она некоторое время предавалась мечтаниям, как они будут встречаться, обязательно сходят вместе в кинематограф, а потом …

— Что потом? — мысленно одёрнула она себя. — Раскатала губу, дурёха. Ведь ясно же, что она ему не пара. Вот Маруся Гузовская, первая красавица её курса, ему бы подошла. Или Люся Кулачкова, тоже красавица не из последних. А она по сравнению с ними, замарашка деревенская. Хотя, вот правду же говорят, что сердцу не прикажешь.