ИнтерКыся. Дорога к «звездам»
Шрифт:
Сейчас это был РЕБЕНОК, который не мог оторвать от меня сияющих и счастливых глаз!
— Ты... Ты!.. ТЫ — ГОВОРЯЩИЙ КОТ?! — слегка заикаясь, спросил он.
— Нет, Я — ДУМАЮЩИЙ, — ответил я ему. — Давай сюда свой гамбургер!..
часто бормотал Мой Шура Плоткин, бесцельно сидя за пишущей машинкой
Обычно это случалось на следующий день после очередной кухонной или «домжуровской» поддачи или после долгих и изнурительных проводов какой-нибудь барышни, ночевавшей у нас и совершенно не желавшей утром покидать нашу квартиру.
Ах, песенку эту Доныне хранит Трава молодая — Степной малахит... —бормотал Шура, и я каждый раз знал, что произойдет дальше. Шура должен был закинуть руки за голову, тупо посмотреть на чистый лист бумаги, заправленный в пыльную машинку, и горестно признаться:
— Ах, Мартын-Мартышечка... Интеллигентское распиздяйство к добру не приводит. Очеркишечко-то (статейку-то, заметочку-то, рассказик-то...) завтра уже в редакцию волочь. А головка — бо-бо, и денежек у нас в доме... сам понимаешь — тю-тю.
— Только без трагедий! — говорил я самым жестким тоном. — У меня есть хек, у тебя — полпачки пельменей. Выпусти меня и садись работать. И чтобы у нас сегодня вечером никого не было! Вернусь — проверю.
Я уходил из дому на целый день, возвращался запоздно — очерк был готов. При всех своих Человеческих слабостях Шура был сильной Личностью!
Мы ехали шагом, Мы мчались в боях И «Яблочко» — песню Держали в зубах.Это я так часто слышал, что поневоле запомнил эти строчки.
— А откуда ты знаешь эту песню? — спросил меня Мальчик.
— Какую еще песню? — удивился я.
— Ну, вот эту: «Мы ехали шагом, мы мчались в боях...»
Я чуть не подавился остатками гамбургера!
Ничего себе КОНТАКТИЩЕ!!! Это что же — он МОИ мысли читает?! Не Ребенок, а просто рождественский подарок мистеру Ричарду Шелдрейсу!
— Это не песня, — назидательно сказал я. — Это стихи.
— Песня, — уверенно возразил мне Мальчик. — Ее Никитины поют. Такие — тетка с дядькой и с гитарой. Так тихо поют, но отпадно!.. Они к нам в колонию приезжали петь.
— В какую еще колонию? — не понял я.
— В обыкновенную, — отрезал Мальчик. — Лезь в рюкзак!
— Зачем?
— Нам знаешь сколько в автобусе ехать? Потом столько же на метро. А в автобусы и метро с животными даже в клетках — и то запрещается! Так что залезай, не гордись.
— А куда мы поедем?
— К нам. В Квинс.
— Но мне завтра с утра нужно опять быть в порту...
— Мне тоже, — сказал Мальчик. — Вместе и поедем. Залезай в рюкзак. Или ты хочешь, чтобы тебя здесь портовые Собаки разорвали?
— Нет, не хочу. Ты мне так и не объяснил, что такое «колония»...
— Ты залезай
Историйка была, как сказал бы Шура — «я тебе дам!..».
Я попробую коротко пересказать ее своими словами. Мальчик рассказывал ее часа два. Рассказывал сбивчиво и неохотно, а в одном месте, когда мы уже на Сорок второй улице пересаживались с автобуса на метро, даже немножко поплакал — незаметно для окружающих...
Начнем с того, что с определением Человеческого возраста у меня вечные пролеты: Мальчику оказалось не десять лет, как я предполагал, а почти двенадцать. Просто он был худенький и совсем небольшого роста.
Еще два с половиной года тому назад в Москве его звали Тимур Зайцев, и он жил с мамой на Васильевской улице, по той стороне, где Чешское посольство, но в старом доме, в однокомнатной квартире. И с ними жил еще дядя Витя Кияшко. Он был не отчимом Тимура, а сожителем Тимуровой мамы. Отца у Тимура вообще никогда не было.
Дядя Витя охранял пункт обмена валюты на Белорусском вокзале, и у него был настоящий пистолет Макарова. В минуты особого трезвого благодушия дядя Витя разряжал пистолет и давал его Тимуру поиграть.
А когда дядя Витя не работал, они с мамой Тимура все время выпивали. И когда делались совсем пьяными, дядя Витя начинал бить маму Тимура — почему она его не прописывает в этой квартире?! Перепадало и Тимуру. То от мамы, то от дяди Вити.
И один раз Тимур убежал из дому к маминой сестре — тете Зине, которая жила в Наро-Фоминске.
Побыл там два дня, а потом тетя Зина повезла его обратно в Москву, на Васильевскую. И привезла как раз тогда, когда в квартире была уже милиция и «скорая помощь». Оказалось, что, пока дядя Витя был на своей работе, мама сама напилась и уснула. А уже во сне захлебнулась своей же рвотой.
Похоронили маму на совсем новом кладбище — очень далеко от Москвы. От центра чуть ли не полдня добираться.
И девятилетний Тимур Зайцев остался жить с дядей Витей Кияшко, которого за доллары все-таки прописали в этой квартире. Как сказал Тимур — «задним числом». Что это — я не понял.
Стал дядя Витя приводить с Белорусского вокзала всяких женщин и делать с ними сами понимаете что. Бросят в кyxнe матрас на пол для Тимура, закроются в комнате и начинают!..
Дядя Витя и опекунство над Тимуром на себя оформил. Тетя Зина добровольно отказалась. Своих детей двое.
А один раз дядя Витя пришел домой уже пьяный. И без женщины. Увидел, что Тимур съел остаток супа из кастрюли, содрал с Тимура штаны — и давай хлестать его ремнем по голой попе!
Но Тимур словечка не вымолвил — не хотел унижаться. Хотя боль была очень сильной, и крик так и рвался из глотки. А дядя Витя все хлестал и хлестал! Да сам так распалился, что стал рычать по-звериному, а потом...
Вот тут Тимур и заплакал.
Слава Богу, мы уже вышли из автобуса. Это была конечная остановка — Центральный автобусный вокзал. И мы вышли в жуткую толчею, и никому до нас не было дела, и я краем глаза видел из рюкзака такое количество Черных Людей, какого я никогда не видел во всей Германии и России, вместе взятых!..