Интернат (Женщина-апельсин - 2)

Васина Нина

– Просто так, значит, отправили Максу бумажку из банки, которую откопали со своими пионерами-следопытами?
– Ева смотрела насмешливо. Почему Максу первому, а потом Феде?

– Ничего я Феде не отсылал. Только Максу. Когда нашел эту банку... Как это объяснить? Я ведь понял, что там было написано. Вы так странно со мной разговариваете, как будто знаете, о чем речь в этой бумажке!

– Так почему Максу первому, Никита Иванович?

Учитель встал, помедлил, потом, словно решившись, ушел в другую комнату. Он шелестел бумажками, Ева взяла в руки пепельницу-панцирь.

–

Вот.
– Учитель положил перед Евой два листка из тетради.

– Понятно.
– Ева посмотрела листки, не прикасаясь к ним.
– Значит, Феде вы ничего не посылали, почему же он приехал сюда искать дерево?

– Не знаю. Он не приходил ко мне. Я принял меры предосторожности и отправил Максу письмо из районного центра. Я написал, что, если он интересуется двумя другими бумажками, пусть напишет до востребования на почту в центре.

– Написал?

– Скорей, нарисовал. Очень впечатляющий рисунок. Не могу показать, потому как уничтожил его, да и женщине не надо видеть такое... Неприличность абсолютная. Я подумал, что он так и... Ну, понимаете?

– Так и остался дебилом?
– пришла на помощь Ева.

– Вроде того. И вдруг узнаю, что был скандал на складах у старой станции. Спустя месяца три после получения мной ответа.

– Значит, у вас не получилось, - задумчиво протянула Ева. Учитель молчал.

– Сколько вы хотели с них содрать, Никита Иванович? Учитель молчал.

– Ну что вы стесняетесь, это же наверняка не себе, а на школьные нужды, на книги, оборудование, так ведь?

– Мы можем с вами поспорить насчет состава преступления. Я в этих делах не очень разбираюсь, но даже с моим убогим опытом юридических отношений могу предположить, что обнаружение мною жестяной банки и то, что я отослал письмо... Вряд ли это уголовно наказуемый поступок.

– Тут вы абсолютно правы, - согласилась Ева.
– А почему вы вообще это сделали? Можно было бы предположить, что Макс содержится в психлечебнице, как вы нашли его?

Учитель встал и еще раз ушел в другую комнату. Он вернулся со старой газетой. С довольно качественной фотографии на Еву смотрел Федя Самосвал, угрюмо и вызывающе. Сзади выпирало удивленное вспышкой фотоаппарата лицо Макса Черепахи.

– Скандальчик был небольшой. Здесь написано.
– Учитель показал пальцем на небольшую статью.

В статье коротко и без подробностей говорилось о том, что сделка между двумя известными банками по покупке акций никелевого комбината признана недействительной. Один из соучредителей банка подал в суд. Офис и служебные помещения банка опечатаны.

– Я его сразу узнал. Макса. Я понял, что он так и остался с Федей. А Федю нашел просто по фамилии и году рождения. Государственная справка тогда еще работала исправно.

– Никита Иванович, вы кому именно адресовали письмо?

– Я же говорил, Максиму Черепахову!
– Учитель устал и занервничал.

– Не сходится, Никита Иванович. Или у вас есть еще одна газетка с именем и фамилией Макса, или вы что-то недоговариваете. Почему вы решили, что его фамилия именно Че-репахов? Вы для этого искали архивы

интерната? Вы не могли знать потому, что Максу эту фамилию дали только при получения им паспорта.

Учитель запрятал лицо в ладони.

– Вы действительно из органов или пришли по приказу Феди?
– спросил он глухо.

– Я действительно из органов, но у вас по личному делу. Привлечь вас за шантаж я не смогу. Я просто прошу все рассказать. Мне это необходимо. Для другого дела.

– А если я скажу, что нанял человека, что, допустим, этот человек поехал в Москву и там узнал, как живет Федя и какая фамилия Макса?.. Получится ведь, что я задумал все умышленно, или как там у вас?

– Я точно уверена, что вы собирались шантажировать эту троицу, но, как бы это сказать, ненавязчиво, осторожно, да? Просто попросить помощи, вспомнить детство. Вы потому и написали первому Максу - попробовали, что получится. Все-таки Федя был уже фигура.

– Он меня убьет?
– спросил учитель.
– Я уже успокоился, я после его приезда почти год ждал, что меня убьют. Когда узнал, что он приезжал и искал дерево, избил человека.

– Нет, он вас не убьет. А бумажки придется изъять. Я оформлю протокол, если хотите.

– Нет, не надо протоколов. Откуда вы? Как вы все это узнали? Мне это очень интересно, понимаете, я пишу книгу...

Ева закрыла глаза. Ей захотелось немедленно уйти и как следует помыться.

– Банку, - сказала она, вставая.

Учитель вышел и принес жестяную банку. Она проржавела насквозь боками, но сохранила остов, дряхлая и неприятная, как разоренный и умерший дом. Ева завернула ее осторожно в газету вместе с бумажками, бережно посмотрев перед этим сложенные в несколько раз листки.

– Это все?
– спросила она и посмотрела на пепельницу.

Учитель помедлил, потом вздохнул и, проведя ладонями по панцирю, словно обтирая его, протянул Еве.

– Не провожайте, я сама. И собаки у вас нет.

– Подождите!
– крикнул ей учитель уже с порога.
– Как-то странно, вы не назвали свою фамилию! Как вас зовут?

Ева уходила, осторожно ступая в темноте, к горящим фонарям.

– Это же не правильно!
– не унимался учитель.
– Вы кто вообще? Вы родственница?

Все окрестные собаки радостно завелись, поддерживая друг друга громким лаем.

***

Хамид хорошо выспался в самолете, а в маленьком аэропорту областного шахтерского центра увидел Наталью еще в иллюминатор.

Он сразу нашел глазами ее высокую фигуру среди жалкой толпы встречающих за небольшим ограждением.

Первой неприятностью было то, что к самолету не подали автобус, расстояние до здания аэропорта было всего ничего, встречающие махали руками. Хамид стоял, не веря, что эти триста - четыреста метров надо идти ногами. Рядом прятал замерзающее на ветру лицо в воротник пальто Никитка. В его рыжих волосах путался колючий снег. Два охранника равномерно двигали челюстями, перемалывая жвачку. Илия, закутанный теплее всех, открыв рот, рассматривал изумительной выкройки снежинку на темной поверхности рукава дубленки.