Интернет-издание авторов рунета "Портал" № 2
Шрифт:
Таёжное лето в июльской Туре*,
Все бабы раздеты назло мошкаре.
Восторг сине-белый, шальная жара
И остохренелая песнь комара.
По венам Тунгуски ведет напрямик
Эвенк полурусский, боё*-проводник.
У белок-летяг сабантуй в листвяках,
Полкружки спиртяги: «За День рыбака!»
Задорной речёвкой трещит костерок,
Огонь, как в девчонку, влюблен в котелок.
Как
Стерляжьей с дымком, с комарами ухи!
Водой уплывает прохладная грусть,
Боё, холодает! Давай по чуть-чуть?
А белая ночь стынет Лунной тоской,
Тумана молочным мостом над рекой…
До зуда в ушах – апогей тишины,
Куда аргишат* облаков табуны?
Смешно наблюдать в это время рассвет,
Чудно рассветать, если темени нет.
Рай нежных туманов и белых ночей,
Край снежных буранов, раскосых очей,
Сквозь здешнюю призму находишь Своё.
А где смысл жизни? Проводишь, боё?
_____________________________________________________________
* День рыбака – второе воскресенье июля
* Тура – поселок в Эвенкии
* Боё – друг ( эвенкийский язык)
* аргишат – находятся в пути, кочуют (эвенкийский язык)
Бессонный стон
Месяц умер, Синеет в окошко рассвет.
Ах ты, ночь! Что ты, ночь, наковеркала?
Я в цилиндре стою. Никого со мной нет.
Я один... И разбитое зеркало...
С. Есенин. «Черный человек»
Изловил луну бредень липких туч,
Тьма обрыдшая рыщет по миру.
Вместо Музы – спирт почитаю-чту,
А стихи во мне тихо померли.
Белый лист бельмом на столе, в ночи
Миллион теней или более.
Черный рот окна немтырём кричит:
«В доме чёрный гость». Или болен я?
Почернел стакан, стало страшно пить.
Сохнуть разум мой среди ночи стал.
Злой змеёй свеча мне в тиши шипит.
Больно в уши бьёт одиночество.
Карандаш чинил, загляделся сам
На дорожку вен с кровью шалою...
Может, сможет нож пару фраз вписать?
Может, мой финал – цвета алого?
Черный гость принёс кандалы теней.
Я ослеп, вокруг – тьма и бред, ни зги.
Мне бы с чёртом врозь, да к Нему, тесней!
Мне бы в дверь плечом, чтобы
Возвращение
В майской неге купается небо,
Я иду на закат из востока,
«Тридцать лет ты на родине не был», –
Теплый ветер мне шепчет с упрёком.
Снял давно городские ботинки,
Босота, как чудесное средство
Убежать по знакомой тропинке
Через лес в босоногое детство.
Тяжесть лет наступает бестактно,
Жмёт к земле вековую кедрушку,
А когда-то ведь падала шапка,
Если взгляд задирал на верхушку.
На опушке, у берега речки,
Старый дом одиноко-усталый,
Обветшал, развалилось крылечко,
Переруганы вьюгами ставни.
Половицы скрипят так знакомо
Про тоску о былом – ностальгию.
И саднит, и першит в горле комом,
И слеза – на тоску аллергия.
Коновязь разродилась отростком,
Уступив похотливому маю.
Я ж, как мерин под плёткою хлесткой,
Лишь топчу, никого не рожая.
В стайке запахи прелого сена
Нанесут вкусом детства парного,
И послышится вдруг, как степенно,
Грустно дышит в загоне корова...
А потом за губастым телёнком,
Растирая затекшую спину,
Выйдет бабушка с полным ведерком,
По привычке ругая скотину...
Скоро буду, родная, готовым,
Совесть с памятью встречу из ссылки,
Наберу на опушке цветов и
Принесу их тебе. На могилку.
В изголовье увижу под вишней
Добрый взгляд с фотокарточки строгой,
Вздрогну, тихий твой голос услышав:
«Внучек... где же ты бегал... так долго?».
Палачу покаянье не свято,
Но поплачу немного украдкой,
Просижу у тебя до заката,
Рано утром поправлю оградку.
И в себе прояснившимся взглядом,
Тридцать лет – тридцать раз ненавижу.
Я, родная, теперь буду рядом,
С каждым годом все ближе и ближе...
Такое разное утро
Стелет мгла по Приморью млечно-волглую синь,
Ели лапают хвойно плечи голых осин,
Клён, дерзя одиночным, шалопутным листком,
Ускользающей ночи машет, будто платком.
Там, где спрятала серьги по сугробам ольха,
Умывается снегом огнебровый глухарь.
Глубоко, под поляной лежебоких хвощей,
Гулко спорит с камнями балаболка-ручей.
Вдоль поляны дорожки серебра с бирюзой
Соболь парною стёжкой вышил ранний узор.
Солнце пробует лапой мерзлый наст-небосвод,
Сонно, робко и слабо новый час настаёт...