Интерпретаторы
Шрифт:
В два часа ночи Сими услышала стук камешков об окно и разбудила Эгбо. В желтом свете уличного фонаря у дома стоял Банделе.
— Что случилось?
— Выходи. Одевайся и выходи.
В мыслях Эгбо была пустота, и он не старался ее заполнить. Сими из постели смотрела на него.
— Кто там?
— Банделе.
— В такое время? Что ему нужно?
— Я не спросил. Ты же слышала.
— Ты с ним заранее договорился.
— Да.
— Ладно. Делай что хочешь.
Эгбо быстро оделся.
— Когда ты
— Откуда мне знать?
Он сбежал с крыльца и влез в машину Банделе. На заднем сиденье скрючился незнакомый человек, похожий на обезьяну. Внушительного телосложения, он совершенно обмяк, и в хриплых потоках сленга понятным был только припев:
— Я не хочу уезжать из Нигерии... Я не хочу уезжать из Нигерии...
Только дар речи отличал его от развалины, которую представлял собой Ной в ночь испытания огнем.
Банделе включил зажигание:
— Ной погиб.
Он остановил машину у дома знакомого врача, и Джо Голдеру дали успокоительное. Только тогда Эгбо уловил некоторое сходство между человеком на заднем сиденье и тем Джо Голдером, которого он видел днем.
В мастерской горел свет, Кола наносил на холст последние мазки, а Лазарь лежал, развалившись, на раскладушке, но не спал. Банделе остановил машину, не доезжая до дома, и сказал Эгбо:
— Вызови его на улицу. Быть может, у него Лазарь.
Кола вышел.
— Ной погиб, — сказал Банделе. — Джо говорит, он упал с балкона.
Успокоительное уже действовало на Джо Голдера, и он монотонно захныкал:
— Я говорил ему: «Стой!» Я кричал: «Остановись! Остановись!» Я клялся, что не дотронусь до него... Я умолял его, я клялся, что не дотронусь до него...
— Успокой его, Эгбо, — сказал Банделе.
Эгбо похлопал Голдера по колену.
— Он снова пытался заняться своим? — спросил Кола.
Банделе кивнул.
— Я спал и вдруг услышал, как он бешено колотит в дверь. Он был в истерике, бормотал что-то бессвязное. Кое-как я выпытал у него, что Ной перепугался, когда он попробовал заняться своим делом.
— О чем речь? Что это еще за дело?
— А ты не знаешь? — спросил Банделе.
— Что я обязан знать?
— О Джо Голдере. Он же гомосексуалист.
Эгбо отдернул руку, словно от мерзости, недоступной человеческому разумению, лицо его исказила гримаса гадливости. Он отпрянул от скрюченной фигуры, как от ядовитого насекомого, по спине его от отвращения побежали мурашки. Рука, которой он дотронулся до Джо Голдера, больше не принадлежала его телу, и он вышел из машины и старательно вытер пальцы о влажную траву. Банделе и Кола отчужденно смотрели на него, они никогда не подозревали, что ненависть может так овладеть каждым его движением.
Наконец Кола спросил:
— Что будем делать?
Банделе пожал плечами.
— Надо сказать Лазарю.
— Ты видел труп?
— Да.
— Ты уверен, что он мертв? Вы
— Он мертв.
— Ладно, пойдем скажем Лазарю.
Лазарь, мост лунного света, пронзающий небо и землю, зыбкий, как призрак, и изможденный, как воскресший из мертвых, сидел, сгорбясь, на раскладушке, и во всем его теле чувствовалось ожидание.
Банделе подошел к нему и просто сказал о случившемся. Лазарь не шевельнулся, лицо его оставалось бесстрастным.
— Он что-то украл и его забили насмерть?
Кола взглянул на Банделе, но тот ничего не прибавил. Эгбо держался в стороне. Он сел на стул и стал рассматривать полотно. В нем росло чувство, что Кола заманил его в ловушку и теперь он будет вечно окружен первозданной плазмой творения.
— Однажды ему удалось спастись, — продолжал Лазарь. — Может, он решил, что я всегда буду его вызволять?
— Его не забили насмерть, — сказал Банделе. — Он упал с верхнего этажа высокого дома.
— Не мог даже взломать окно, как порядочный вор, — заключил Лазарь.
Банделе оглянулся на Эгбо и наконец решился:
— Да, владелец квартиры спугнул его, и он разбился.
Банделе сказал это громко, как правду. Эгбо лишь вздрогнул и с презрением посмотрел на Банделе и Колу. Лазарь повернулся лицом к стене, и они вышли из мастерской.
— Его надо отвезти в безопасное место. Болтовня доведет его до беды.
— Придется заявить в полицию. Тут-то и начнутся неприятности.
— Я поговорю с врачом. Если у Джо нервное потрясение, он не вправе давать показания.
Эгбо отказался сесть с ними в машину. Он сказал, что пройдет пешком четыре мили до дома Сими.
— Все это было бы ничего, — сказал Саго, — если бы он выражался не так цветисто. Но он дал полную волю необузданному воображению. — И Саго вновь стал читать вслух передовицу: — «В заключение отметим, что фантазия многоуважаемого депутата от округа Леко, разбрызгавшаяся по достопочтенным стенам изумленного парламента, обладала бы силой вдохновенной импровизации, если бы ей хватило свежести и первозданности».
Стараясь отделаться от неотвязных мыслей о Ное, они благодарно схватились за новую тему.
— Не иначе, это ты написал сам?
— Разумеется. Узнаете мой стиль?
— Первым делом ты сбил его с панталыку.
— Не без умысла. Послушайте все, и ты, Банделе, я хочу знать ваше мнение...
— Давай...
— Так вот, как все это вышло. Я встретил этого типа на одном дипломатическом приеме. В его обязанности входило улещивать журналистов. И он сказал мне: «Вы, молодые люди, вечно нас критикуете. Но ваша критика всегда носит разрушительный характер, так отчего бы вам не выдвинуть какое-нибудь конкретное предложение, направленное на благо страны? Тогда бы вы посмотрели, поддержим мы его или нет».