Интервью с дураками

Вилько Надежда

– Говори, – услышал Бахман тихий, ласковый голос старого жреца.

– Мое имя Бахман, – с поклоном отозвался юноша. – Я ищу царя парфян и пришел спросить тебя, где мне его найти.

– Царь, – всё так же ласково ответил Дастур, – находится в Персеполисе, что известно тебе не хуже, чем мне.

– Нет! – с силой воскликнул пришедший, и эхо повторило его восклицание. – Я ищу настоящего царя! Выслушай меня, о Дастур! Артабан Парфянский, сидящий на троне в Персеполисе, устроил заговор с целью устранить неугодного ему правителя, верного последователя Заратустры и моего отца. Коварными речами соблазнил Артабан моего старшего брата и вложил в его руку кинжал убийцы. Я любил отца, и я любил брата. Отца предупредили о том, что к нему подошлют убийцу, и милостью Ормузда кинжал сломался о кольчугу. Но отец не знал,

что убийцей окажется родной сын. По закону покушавшегося надлежало казнить, однако мать помогла ему бежать. Я был рядом с ней в тот день и помню, как на закате, обратив к Персеполису свое прекрасное, залитое слезами лицо, она воскликнула: «Артабан Парфянский, отнимающий жизнь отца рукой сына и жизнь сына рукой отца, ты не царь! И ты не слуга Аримана, ибо в нечестии своем не ведаешь даже и того, что служишь злу. Да сжалится над нами Мудрый Владыка Света – над землями Персии нет царя!» Мне было девять лет, когда я вышел из дому, чтобы найти царя. Семь лет я ищу его. Я обошел земли Индии и дошел до Эгейского моря. Я искал его в Армении, Убаре и Сусиане, но так и не нашел. И вот совсем недавно в Персеполисе до меня дошел слух о том, что живет в горах один из Бессмертных, хранитель пепла Великих книг, владеющий тайнами мира, и я поспешил сюда и стою перед тобой. О Дастур Асван! Хоть ты и смертный, в тебе моя последняя надежда! Если не ты, беседующий с Ангелом Ешаджей, то кто может ответить на мой вопрос – где мне найти царя?

Так закончил свою речь юноша и умоляюще посмотрел в незрячие глаза Дастура.

– Назови мне имя твоего отца, – сказал старик.

– Бабек сын Сассана, правитель провинции Истахир, – ответил пришелец.

Долгим показалось молчание учителя ученику Нарасану и бесконечным показалось оно Бахману.

– Я рад тебе, Бахман сын Бабека! – заговорил наконец старец. – Я отвечу на твой вопрос и укажу тебе, где найти царя Парфии.

Юноша упал на колени и счастливо рассмеялся.

– Но для того, чтобы ты понял мой ответ и поверил ему, – предостерегающе поднял руку Дастур, – ты прежде должен найти ответы на мои вопросы.

– Я готов, – отозвался Бахман, поднявшись с колен и гордо вскинув голову.

– Ты уединишься в восточной колоннаде храма, – продолжал старый Дастур, – где только голоса птиц, журчание источника да шелест ветвей могут потревожить тебя. Ты запишешь мои вопросы и возьмешь с собой восстановленные пергаменты – в них всё то, что я успел по памяти продиктовать моему ученику.

– Но я не умею ни читать, ни писать! – воскликнул юноша.

Старый учитель покачал головой:

– Ты сказал, что готов. И теперь, чтобы твои слова не оказались ложью, придется тебе научиться и тому и другому. Нарасан поможет тебе.

Миновал месяц Лея, и в день Тира Бахман вновь предстал перед жрецом Асваном.

– Дважды прочел я книгу Джамаспи, – сказал он, – и семь раз переписал наизусть клятву о пяти достоинствах выбравшего путь Добра. Достаточно ли этого, глубокочтимый Дастур?

– Да, – ответил слепой Асван и похвалил юношу за усердие. – Теперь ты готов выслушать и записать мои вопросы. И первый из них: что правит жизнью человека, его любовью и богатством? Второй: от чего зависит достоинство воина? Третий: с помощью чего смертный видит и не забывает красоту и свет? И последний: кому надлежит желать счастья?

Шепотом повторял вопросы Нарасан, стараясь удержать в памяти каждое слово. Беззвучно шевелил губами Бахман, старательно записывая за учителем.

Закончив, он перечитал написанное и нахмурился:

– Трудные вопросы задал ты мне, о Дастур Асван. Должен ли я искать ответы на них в тех пергаментах, что ты дашь мне с собой?

– Ищи, – ответил старик.

Дважды миновал месяц Четша, когда вновь предстал перед слепым жрецом сын правителя Истахира. Глаза его были красны от бессонницы, лицо с упрямо залегшей меж тонких бровей складкой бело от скорби.

– Многое узнал я из сокровища Великих книг, – сказал он, – и благодарен тебе за это знание. Я знаю теперь, что и в каком порядке сотворил на земле Владыка Жизни, Света и Истины. Я радовался тому, что в первом Бессмертном отразилась безграничность Разума Владыки. Я дивился тому, что первый Бессмертный сотворил второго, второй третьего,

а предпоследний последнего, и долго размышлял над этим. Я понял, что ни один из Бессмертных не есть больше или меньше другого, подобно тому, как от огня не убудет, если зажечь от него другой огонь. Размышлял я и о многом другом из того, что нашел в восстановленных тобою драгоценных пергаментах. Но я не нашел в них ответов на твои вопросы. Что делать мне теперь, о Дастур Асван?!

– Возвращайся в колоннаду храма. И знай, что только сам Владыка Истины Ормузд может помочь отыскать ответы тому, кто не нашел их в сожженных книгах Заратустры.

– Разве Владыка Истины живет в заброшенной колоннаде храма?! – с горечью отозвался юноша. – Быть может, ты подскажешь мне, где найти Его?

– Этого тебе не подскажет никто, – ответил слепой Дастур и закрыл свои незрячие глаза, давая понять, что беседа закончена.

Трижды наступил и прошел месяц Тавур. И вновь предстал перед учителем сын правителя Истахира. Голос юноши стал грубым и хриплым, но прекрасные темные глаза горели торжеством на осунувшемся и возмужавшем лице.

– Я долго искал Владыку Ормузда, – сказал он. – Я искал Его и в мягком мерцании звезд, и в ослепительном сиянии Солнца. Я пытался услышать Его в журчании источника, в щебете птиц и в шепоте ветра. Я призывал его в молитвах и песнях, пока не сорвал голос и не впал в отчаяние. Наступила душная ночь. Мрак, не смягченный светом хотя бы единой звезды, заполнил колоннаду так, что мне показалось, будто я ослеп. Страх безнадежного одиночества омрачил мою душу, и нить, привязывающая меня к жизни, – нить надежды натянулась, готовая оборваться. И в этот миг в мертвом, напряженном беззвучии услышал я чье-то дыхание. Нить надежды потянула меня за собой, и всем своим существом ощутил я внезапно, что в начале ее меня ждет чье-то благостное присутствие. Да, Его Благостное Присутствие ощутил я в черной колоннаде храма! Как безумный заметался я меж колонн, ощупывая их, припадая к их основаниям, моля Творца Света хотя бы о жалкой лампаде. Оглушительный раскат грома потряс ночь, и молния, на мгновение ослепив, удержала в серебряном сиянии окружавшее меня пространство, и никого не увидел я! Но когда свет молнии погас, я уже не был один во мраке грозовой ночи. Нить надежды привела меня к себе самому: это свое дыхание слышал я и узнал в нем дыхание Творца Жизни! Ормузд всегда был со мной – Он был во мне. И легкими показались мне вопросы, которые когда-то задал ты мне, о Дастур! На первый из них – «Что правит жизнью человека, его любовью и богатством?» – я отвечу: удача. На второй – «От чего зависит достоинство воина?» – я отвечу: от его действий. На третий – «С помощью чего смертный видит и не забывает красоту и свет?» – я отвечу: с помощью своей воли. По поводу последнего же я скажу: счастье тому, кто делает счастливыми других!

– Это так, – кивнул слепой Дастур. – И очевидным покажется тебе ответ на вопрос, который когда-то ты задал мне. Как искал ты Владыку Ормузда вокруг себя, а нашел в себе, так и царя, которого искал ты на пространствах священной земли Барса [9] и за ее пределами, найдешь ты в себе. Ибо ты и есть царь Парфии, Бахман сын Бабека! Тебе надлежит соединить расторгнутое и осветить путь людей бессмертными Истинами Владыки Жизни! Иди и помни, что не случайны были вопросы, над которыми так надолго пришлось задуматься тебе. Ответы на них могут пригодиться царю царей.

9

Персия (тюркск. Земля Барса). Барс в зороастризме является манифестацией Ормузда.

Размеренно текли дни, восходы и закаты освещали их череду, отзвук битв не тревожил птиц, щебетавших в одичалом саду храма. Не тревожил их отзвук и старого Дастура, мирно проводившего свою жизнь у чаши с пеплом Великих книг.

Только ученик Нарасан до боли в глазах вглядывался в пустынную горную тропу да неустанно молил Ормузда послать скорую удачу Бахману сыну Бабека. Возможно, его молитвами и случилось так, что однажды в день Дин, любимый день послушника, поднялся по тропе вестник в запыленной, разорванной одежде, но с горевшей на щите золотой эмблемой Сассанитов.