Интервью со смертью
Шрифт:
– Да? – Я с удивлением на него посмотрела: вот еще новости, не знала, что он за мной шпионит!
– Меня это очень беспокоит. Понимаешь? Я и сам теперь плохо сплю, все слушаю, как ты там?
– Да все нормально, Лев Борисович, не беспокойтесь. – Я ему улыбнулась. – Честное слово, все хорошо.
– А сегодня с самого утра сама не своя…
– Разве? По-моему, утром все было нормально: мы так весело завтракали, потом вы поехали на рынок, а я стала писать статью…
– Весело завтракали? Что-то я не заметил особого веселья ни с чьей стороны. Ты была какая-то
– И напрасно.
– А теперь пришла всклокоченная, платье порвано, коленка разбита. Где ты была, Кирюша?
– Гуляла. Каблук подвернулся, упала. Да что вы, в самом деле, Лев Борисович?
– Ничего. – Он отпустил мое плечо, посмотрел на меня, как смотрит Феликс, когда я ухожу из дому, – трагически печально и с полной безнадежностью. – Я очень хочу тебе помочь, Кира. Если бы ты рассказала, в чем дело… а то все молчишь, скрываешь… Или думаешь, это невозможно, тебе помочь?
– Ну почему же, возможно. – Я натужно рассмеялась. – Вы можете накормить меня обедом и тем спасти от истощения, я ужасно проголодалась. Успокойтесь, Лев Борисович, ни в чем другом помогать мне не нужно.
– Накормить обедом? – Годунов смутился. – Ну да, совсем забыл. Прости, Кирочка, я не успел приготовить. Пришел домой, тебя нет, мне почему-то сделалось так тревожно. А когда Руслан Столяров позвонил, я совсем забеспокоился.
– Руслан звонил? Когда?
– Минут пятнадцать назад. Чего ты так вскинулась?
– Боже мой! И что он вам сказал?
– Ничего особенного, но я испугался за тебя, сам не знаю почему. Руслан тоже какой-то дерганый, звонил в «Происшествия», ему сказали, что ты отпросилась с работы, очень расстроился, узнав, что и дома тебя нет, просил сразу же с ним связаться, как только вернешься… Он и на мобильник звонил…
На мобильник, черт! Мобильник я бросила в пакет, в тот самый, который непонятно где потеряла.
Я бросилась к телефону, не слушая больше Годунова. Столяров сразу же снял трубку: видимо, ждал моего звонка.
– Кира? – Голос у него был убитый. – Мне пришлось их вызвать, я не мог по-другому.
– Кого вызвать, о чем ты? – Я прекрасно понимала о чем, но сделала вид, что не понимаю. Мне стало нехорошо: все подтверждалось.
– Милицию, они сейчас приедут. Я не хотел, думал сначала с тобой поговорить, но тебя не было, а время шло.
– Милицию вызвал? Зачем? – Я продолжала играть дурочку. – Что случилось?
Зачем я его мучила? Зачем добивалась признания, ужасного признания? Ему и так невыносимо тяжело. По телефону сказать о таком невозможно.
Он и не сказал, только как-то коротко, судорожно всхлипнул.
– Руслан?
– Да. Я не знаю, что теперь делать. Ты приедешь? Или… Я не мог больше ждать, понимаешь? Господи, Кира, что теперь делать?
– Я сейчас к тебе приеду. Продержись как-нибудь минут десять. И не торопись с признаниями, ладно?
– Да… Они пришли, Кира! В дверь звонят.
– Держись и ничего не говори!
Я нажала на отбой, вызвала такси, бросилась в прихожую, но тут сообразила,
У подъезда Столярова стояли милицейский газик и «скорая помощь». Страшного синего микроавтобуса не было. Значит ли это, что все обошлось, третья жертва не убита, а только ранена?
Я влетела на пятый этаж, даже не проверив, заработал ли лифт. На площадке толпился народ, человек пять, и, кажется, все милиционеры. Дверь столяровской квартиры была распахнута. Дверь бельевого балкона тоже открыта. Я на секунду затормозила, соображая, которую выбрать. Выбрала балконную, двинулась в ее сторону. Но мне тут же преградили дорогу.
– Куда вы, девушка? Туда нельзя!. Я сделала вид, что совсем идиотка:
– Мне очень нужно, сейчас… – и исхитрилась проскользнуть на балкон – они просто не ожидали от меня такой прыти, дурости и наглости. Там тоже было несколько человек, на меня закричали, замахали руками, вытолкнули, но я все-таки успела увидеть.
Никаким ранением и не пахло, напрасная надежда. Он был мертв, этот парень, безусловно мертв. И убит тем же способом, что и две предыдущие жертвы. Лицо его так же, как и у тех, было мне смутно знакомо. Но у этого имелась одна ужасающая деталь: на груди была табличка с фамилией, именем и должностью. Она скалилась, она хохотала непристойным, каким-то сатанинским смехом. Назаренко Павел, продавец-консультант. Мороз продирал по коже. Подписанная смерть. Смерть с наименованием. Самый страшный в своей циничности облик смерти, какой я когда-либо видела.
Мне стало дурно. Я отошла к нише лифта, прислонилась к стене, сжала ладонями лоб, пытаясь прогнать ужасный образ, принялась себя уговаривать: это всего лишь беджик, он работал продавцом-консультантом, они все обязаны носить на груди такие карточки, ничего тут нет особенного. Но уговорить себя не получалось, и образ не желал уходить.
– Вы его знаете?
Я вздрогнула, подняла голову: один из тех милиционеров, которые были на балконе, с профессиональным интересом смотрел на меня. Я и не слышала, как он подошел.
– Что, простите?
– Вы знакомы с пострадавшим?
Знакома ли? Может быть. Лицо его точно знакомо.
– Думаю, нет.
– Думаете или нет? Вы знаете, кто он такой?
Кто он такой? Назаренко Павел, продавец-консультант – четко и ясно прописано на табличке.
– Нет, не знаю.
– Странно. – Он достал из пачки сигарету, закурил, протянул мне: – Угощайтесь.
Я не стала отказываться, курить мне давно хотелось.
– Что странно?
– Странно, что вы так разнервничались по поводу гибели незнакомого вам человека. Вы очень впечатлительная девушка!