Интервью со смертью
Шрифт:
– Не взорвется, я ведь учитывал возможности, я ведь знаю, что делаю…
– Ничего ты не знаешь, Паша! Я так больше не могу, не могу! Это же просто невозможно вынести!
Он тоже больше не мог выносить ее рук на своих плечах, ее глаз, ее губ, ее лица в такой близости, дурацкой отвертки в своей руке, которая мешала, мешала, мешала…
… Павел закурил новую сигарету, с удивлением обнаружив, что он на кухне один, что рука сжимает не отвертку, а зажигалку, что нет никакой невыносимой близости ее лица – губы, глаза, ее тело далеко-далеко, через коридор, через гостиную, в спальне. Она не проснется сегодня утром, чтобы проводить его на работу, как не просыпалась вчера, как никогда не просыпалась. То, счастливое, было год назад. Год давно прошел, и счастье
Ненадолго же хватило действия коньяка! Совсем ненадолго! Если не повторить терапию, сейчас же, немедленно разразится катастрофа. Он сам придет в спальню, он сам ее разбудит. Этот кошмар в одиночку вынести невозможно. В молчаливую одиночку… Он пойдет, разбудит и все расскажет, и пусть она даст ответ!..
Нет! Лучше выпить еще коньяку. Выпить, покурить и уехать на работу. На новеньком сверкающем темно-синем «форде», на котором, как думает доктор, можно уехать от любого кошмара. Выпить – и на работу. Коньяку – и работать. «Форд» и коньяк – положительные эмоции, которые ему так необходимы. И работа – тоже положительная эмоция, потому что дорабатывает он последние недели, а дальше… А дальше – то самое счастье, к которому он так стремился, дальше – исполнение заветной мечты.
От второй порции коньяка голова совсем разболелась, лицо пошло красными пятнами – он мельком увидел свое отражение в зеркальной дверце кухонного шкафчика, где хранились рюмки. Наверное, это из-за элениума. Ну и черт с ними, с пятнами. А голову можно попробовать полечить крепким горячим кофе. Все хорошо, главное – побольше положительных эмоций, главное – не расстраиваться по пустякам, главное – не зацикливаться на своих проблемах, главное…
Надо поскорее открыть магазин – вот что главное. Раз уж все равно согласился принять эти деньги, сто тысяч евро, за то, что… Надо открыть магазин, осуществить мечту и не мучиться, не терзаться, не спрашивать себя, за что он принял эти проклятые деньги.
Как же не мучиться, как же не терзаться, как же не спрашивать? Подлец он, подлец, распоследний подлец, подонок! Оправдываться бесполезно – оправдаться невозможно.
Значит, и не надо оправдываться. Осуществить мечту, раз представилась такая возможность, – и забить, и забыть.
Последние пять лет с тех пор, как он устроился на работу в этот компьютерный салон, Павел мечтал об открытии своего собственного магазина. Мечта была совершенно неосуществимой, но он мечтал, страстно, болезненно мечтал. С нереальной этой мечтой засыпал, с неосуществимой этой мечтой просыпался, с фантастической своей мечтой жил. Он влюбился в свой магазин, как только его увидел – в мечтах, разумеется, – в его строгий дизайн, в его название – «Виртуальный мир» (без выкрутасов, но сразу понятно, о чем идет речь, веско и с достоинством). Он подбирал персонал, устраивал собеседования – в мечтах, только в мечтах. Он закрутил роман с продавщицей из отдела дисков, сделал ей предложение, произвел на свет сына-преемника – все в мечтах, только в мечтах. Он однажды, заполняя какую-то анкету, забывшись, написал в графе «Место работы»: «Магазин «Виртуальный мир», владелец». Он однажды проснулся от собственного смеха: ему приснилось открытие магазина. Он однажды прочитал объявление в газете о том, что сдается торговая площадь в центре, приехал по адресу и стал обговаривать условия заключения договора. Он бредил своим мифическим магазином, прекрасно понимая, что денег на его открытие у него никогда не будет. И наверное, так и свихнулся бы на этой идее или убил бы хозяина компьютерного салона, в котором работал, если бы не встретил Ольгу. Она отвлекла, спасла, излечила от дышащего в затылок безумия. Мечты о магазине подменились мечтами об Ольге, маленькой девочке, оказавшейся вполне самостоятельной женщиной. И эти-то мечты осуществились вполне – Ольга стала его женой. Как он был счастлив с Ольгой, как счастлив! Целый год исключительно, безусловно, абсолютно счастлив. А потом…
Он и сам не понял, как согласился принять эти деньги – мечты о магазине давно ушли в прошлое, он и думать
Да, он будет молчать. Откроет свой магазин и будет молчать. Ну и что с того, что он навсегда потеряет Ольгу, главное – магазин, осуществится наконец его безумная мечта.
Он не будет молчать, потому что главное для него – Ольга. Он не будет молчать, он деньги вернет. Завтра же! Нет, сегодня. Да, он несколько дней назад окончательно решил, что не станет участвовать в этой новой купле-продаже и деньги вернет. Мало того, он сам совершил свою куплю-продажу – купил пистолет. Он деньги вернет, а если что-то пойдет не так, пустит в ход свою покупку. Ольгу увезет отсюда, из этого города, из этого кошмара…
На чем увезет? На «форде»? И на какие, интересно, шиши, не на те ли самые? Да Ольга и не поедет, не согласится менять свою жизнь. Ее и так все устраивает. Более чем устраивает. А про любовь она просто врала – нет никакой любви. Она даже ни разу не проснулась утром, чтобы проводить его на работу. Спит до двенадцати, живет в свое удовольствие, ее совершенно не интересуют его проблемы.
Деньги он, конечно, вернет, но и Ольги у него по большому счету нет. Нет и никогда не было. Ольга – такая же неосуществимая мечта, как магазин. Единственная реальность – это его покупка. Как он ею распорядится – другой вопрос, но так или иначе распорядится.
Павел поднялся. Коньяк не пошел на пользу, совсем не пошел. Посмотрел на часы – пора собираться на работу. Голова раскалывалась, барабанная дробь в виске не давала сосредоточиться. Что в первую очередь ему нужно сделать? Принять душ? Побриться? Сварить кофе? Ни на что уже времени не осталось. Профукал он свое время. Как Ольгу, как совесть, как эту ночь, как жизнь. И ко всему даже нормально собраться на работу не имеет возможности.
Он поставил бутылку в холодильник, убрал со стола рюмку, выдавил две таблетки элениума, но проглотил не сразу, подержал их немного на ладони, представляя, как на кухню входит Оля, заспанная, растрепанная, и озабоченно спрашивает:
– Что это ты, Паша, пьешь? Голова болит, да? Бедный мой, бедный. – И смеется, обнимает, прижимается теплым, сонным еще телом, и смеется, смеется, нечаянно задевает его ладонь, таблетки падают, а она смеется, смеется.
Вот, кажется, скрипнула половица в коридоре. Оля? Нет, показалось. Она никогда не просыпается в такую рань.
Павел сунул таблетки в рот, выкрутил до отказа холодный кран, подставил разгоряченное лицо прямо под ледяную струю, долго стоял так, надеясь снять закипающее заново раздражение, не снял, вытерся кухонным полотенцем, посмотрел на себя в зеркальную дверцу шкафчика – жуткий вид: багровые пятна, мокрые, растрепанные волосы, несвежая рубашка (он так и не переоделся, когда вчера пришел домой), воспаленные безумные глаза. Ну как в таком виде ехать на работу?
В любом случае ехать надо. Ехать и добросовестно исполнять свои обязанности, ведь другой работы у него никогда не будет: деньги он вернет, магазин не откроет. Он зашел в ванную, наскоро просушил волосы феном, смазал лицо кремом – кожу сильно защипало, пятна проступили еще ярче. Ну и ладно, не важно. Жаль, что не успел выпить кофе – кофе, может быть, притупил бы головную боль. Впрочем, и это не важно. А важно… Да, ключи от машины. Куда он их подевал? Вот же они, висят на гвоздике над телефонным столиком, ключи на брелке, с изображением… Он не поедет на этом проклятом «форде»! Ни за что, ни за что! Ни сейчас на работу, никогда никуда! Ошибка была – принимать этот «форд». Ошибка. Но ошибку можно исправить.