Интриган. Новый Петербург

Чехин Сергей Николаевич

По приезду в канцелярию добычу отвели в подвал и усадили на кресло, напоминающее стоматологическое — с захватами для рук, ног и шеи.

Кресло стояло посреди мрачной камеры с проржавевшей сливной решеткой.

Стены и пол покрывала белая кафельная плитка, с потолка свисал заросший паутиной плафон.

В углу обустроили место для стенографиста, а на полках поблескивали хромированной сталью инструменты хирурга и дантиста.

Но зубы бродяги пребывали в столь плачевном состоянии, что для причинения невероятной боли

хватило бы обычной иголки.

— Первым делом хочу напомнить, — Юстас навис над мужиком, придерживая у носа надушенный платок, — что вы подозреваетесь в терроризме, сепаратизме и государственной измене. А значит, всеобщие законы и правила на вас не распространяются.

И если откажетесь сотрудничать, я испробую на вас все эти прелести, — обвел рукой полки, — с первой и до последней. И поверьте моему опыту — на скорую смерть лучше не рассчитывать. Вас хватит недели на две — и за это время вы расскажете нам даже то, чего не знаете. Это понятно?

— У них моя мать, — бугай облизнул пересохшие губы. — Они убьют ее, если я проболтаюсь. Причем так, как вам и не снилось.

— Ну, это мы еще проверим, — Ратников вооружился длинным изогнутым щупом.

— Подождите, — я встал напротив кресла и скрестил руки на груди. — Это всегда успеется. Как тебя зовут?

Налетчик отвернулся и замолчал.

— Что такого секретного в твоем имени? — удивился я.

— Мне нельзя с вами говорить, — процедил мужик.

— Что, вообще?

— Вообще. Они запретили.

— Тогда для удобства буду звать тебя Васей. Итак, послушай-ка Василий — в твоих же интересах пойти нам навстречу. И дело не только в пытках. Поможешь нам — мы поможем тебе. Думаю, не надо объяснять, что если найдем ублюдков, то и мать твою спасем.

Узник судорожно сглотнул, но промолчал.

— Нет, так не пойдет, — Юстас схватил босяка за челюсть. — Ну-ка, скажи «А».

— Подождите, — взял старика за плечо. — Вася, ты же понимаешь, что и ты, и твоя мама — просто расходный материал. Ты должен был погибнуть сегодня. Так же, как вчера погиб твой предшественник. Цель села к нему в машину, и он взорвался. Кишки разметало по всему перекрестку — я такого ужаса даже на войне не видел.

То же произошло бы с тобой, если бы я не вырубил тебя раньше. То же сделают и с твоей мамой, как только террористам понадобится новая бомба на ножках, — подошел вплотную и вцепился в подлокотники. — Понимаешь или нет, дубовая твоя голова?!

Прямо сейчас эти твари так же обрабатывают твою мать! И говорят, что если она не убьет указанную цель, ее сына ждет лютая смерть. Уж не сомневайся — я прекрасно разбираюсь в методах этих выродков.

— Я не знаю, кто они… — мужик скуксился и пустил слезу, как младенец. — Они все ходят в противогазах с черными стеклами. Они… тоже привязали меня к стулу и надели маску с длинным шлангом. И пустили какой-то газ… Как же меня трясло… Черепушку словно десять

дрелей сверлили… Думал, конец, но меня откачали. А потом… потом…

— Успокойся, — произнес как можно мягче. — И постарайся вспомнить, что еще видел.

— Почти ничего. Сукой буду, начальник! Я все время сидел в противогазе с замазанными окулярами. Потом его сняли и надели на башку мешок. И только тогда я смог их увидеть. Всего на пару секунд, клянусь!

— За пару секунд можно заметить многое. Просто потом забыть от волнения и страха. Юстас, не могли бы вы послать человека за сытной едой и кружкой доброго пива.

— Господин Старцев, я не до конца понимаю…

— Господин Ратников, если у меня не получится — делайте с ним, что хотите, — произнес это достаточно громко и с очевидным намеком. — Но до тех пор разрешите действовать на свое усмотрение.

— Нахватались невесть чего в своей Японии, — проворчал старик. — Алекс, пойди-ка сюда!

Пять минут спустя Василий уплетал за обе щеки жареные сосиски с пюре и запивал густым стаутом.

Я снял манжету только с левой руки и пристально наблюдал за едоком на случай, если тот попытается напасть.

Но мужик чавкал с таким удовольствием, что не замечал ничего вокруг.

— Фух, — закончив, смачно рыгнул и похлопал по животу. — Эти типы говорили, что скоро вся голь будет жрать от пуза. Никакой больше похлебки на костях и пресного хлеба. Мяса и пива — вволю, а о голоде все забудут.

— И когда же наступит этот рай? — я присел на край кресла, рядом с привязанными ногами.

На ум сразу пришло два варианта: либо когда сдохнут все богатеи-эксплуататоры, либо когда колония станет свободной и самостоятельной. Как оказалось, победил второй.

— Когда мы будем решать сами за себя. В Европе зреет большая заварушка. На нее уже уходит уйма бабла. На которое могли бы строить новые заводы, школы, больницы, а вместо этого куют пушки и льют пули. Простой народ беднеет, графья богатеют, а императору вообще на нас наплевать. Мы для него — лишь улей.

— Улей? — сравнение показалось странным, никогда прежде не слышал.

— Да. Вот улей — вот пчелы. Пчелы впахивают как проклятые каждый божий день, собирают по крупиночке мед. Потом приходит медведь, разгоняет пчел, выгребает весь мед и заставляет собирать новый. А иначе все разломает и всех передавит.

— Интересно. Сам придумал?

— Да нет, куда мне… Кстати, можно еще пивка?

— Конечно.

Васян опрокинул разом половину кружки и продолжил, вяло ворочая языком:

— И мало того — как только начнется война, нас еще и поставят под ружье. И погонят в Старый свет — подыхать за то, чтобы бедные беднели, а богатые богатели. Разве это справедливость? Так они нам говорили.

Да уж… Угрозы, пытки и промывка мозгов — будто снова оказался в сирийском плену.

— А кто именно вас учил?