Интрижка

Эшли Кристен

Она держалась очень спокойно, пристально глядя на него, но он еще не совсем закончил.

— Я говорю тебе все это не потому, что, обжегшись из-за Шандры, все еще зализываю свои раны. Здесь и сейчас, в этом разговоре, поскольку я уже увяз во все по уши, речь идет о том, что я показал тебе честную реакцию на что-то, ты ее пропустила через себя и не поделилась своими чувствами. Я выглядел расстроенным, потому что это меня расстроило. Жизнь слишком часто наносит удары. Но, в конце концов, вы с Адди и Бруксом — родня, и ты всегда будешь рядом с

ними, и я бы не хотел, чтобы было иначе. И мне выпала честь пройти этот пусть вместе с тобой.

— Джонни, — прошептала Иззи, теперь в ее глазах стояло удивление, как и в глазах ее сестры этим утром.

Только это зрелище было намного слаще.

И все же.

— Теперь объясни про «твой уговор», — потребовал Джонни.

Удивление начало отступать, вместо него снова накатывала паника.

— Это твой уговор, и, как я уже сказала, иногда мне нужно пространство, чтобы разобраться во всем, — объяснила она.

— Так ты думаешь, что если не говорить со мной об этом, продолжая одной вариться в своих мыслях, все закончится хорошо?

— Да, — не задумываясь, ответила она.

Совершенно неправдоподобно.

— Хочешь сказать, что решила бы все сама, — уточнил он с явным скептицизмом.

— Я хочу сказать, что, в конце концов, поговорила бы с тобой, когда была бы готова.

— Уверена? — настаивал он.

— С чего бы мне не быть уверенной?

— Детка, женщины изводят себя мыслями.

— Они не изводят себя, а пытаются разобраться.

— Разные слова, но одно и то же значение, — ответил он.

— Неправда.

— Значит, зная, что у тебя что-то на уме, я должен держать рот на замке, хотя вижу, что тебя что-то беспокоит, и теряться в догадках, что это может быть или как это может повлиять на меня, на нас, и ждать, когда ты мне об этом расскажешь?

— Прозвучало не слишком хорошо, — пробормотала она.

— Потому что так и есть, Элиза.

— Неправда.

— Ты только что набросилась на меня.

— Ты слишком напирал.

— Чтобы мы, бл*ть, могли пройти через это и насладиться гребаным сериалом без того, чтобы некий груз давил на нас обоих.

— Я не такая, — парировала она. — Я бы поговорила с тобой. В конце концов, я всегда делюсь своими мыслями, и когда я это делаю, все заканчивается хорошо.

— И ты можешь меня в этом заверить.

— Конечно.

— Ты уверена? — настаивал он.

— Да!

Она снова сорвалась, ее лицо исказилось.

Это выглядело мило.

Но Джонни все равно на это не купился.

— А что, если разбор мыслей пойдет не по-моему, и я не смогу иметь права голоса в этом? — спросил он.

— Все будет по-твоему, — резко ответила она

— Ну, конечно.

— Будет, — выпалила она.

— И я должен в это поверить? — недоверчиво спросил он.

— Да! — снова огрызнулась она.

— Почему? — настаивал он.

— Потому что я влюбляюсь в тебя!

Джонни замер.

В отличие от Иззи.

— Ты — лучшее, что когда-либо со мной случалось,

и я не дура. Я не собираюсь все портить, расстраиваясь из-за чего-то и позволяя этому копиться во мне и сводить с ума, прежде чем поговорю с тобой об этом. В смысле… да.

Да?

У Джонни не было времени вдаваться в абсолютную прелесть этого «да».

Он придвинулся к ней, повернулся на бок, соскользнул вниз, обнял ее за талию и притянул к себе.

Затем поцеловал.

Перевернувшись на спину, притянул к себе, желая, чтобы она навалилась на него всем весом, пригвоздила его к кровати.

Иззи захныкала ему в рот, и этот звук, как всегда, устремился к его члену, и Джонни снова перевернул их, оказавшись на ней сверху, придавливая собой настолько сильно, насколько, по его мнению, она могла выдержать, будто хотел оставить в матрасе вмятину в форме ее тела, которая никогда не исчезнет.

Поцелуй начался глубоким и диким и продолжился в том же духе, пока они срывали друг с друга одежду, поглощали плоть друг друга любым способом, которым могли до нее добраться.

К тому времени, когда его рот оказался между ее ног, она была такой влажной, а Джонни таким готовым, что все, что он мог сделать, это сильно пососать ее клитор, прежде чем накинуться на нее, взяв в руку член и скользнув внутрь.

— Джонни, — выдохнула она, когда он наполнил ее.

Он толкнулся, уставившись на эту Иззи, его дикого, сексуального котенка, на ее порозовевшие щеки, затуманенные страстью глаза, припухшие губки.

Она подняла руки над головой, согнула колени и широко развела ноги в стороны…

Бл*ть.

Его Иззи.

Открытая для него. Покачивающая бедрами навстречу его толчкам. Трепетавшая, когда она их принимала. С разметавшимися по всей кровати волосами. Ее тело принадлежало ему, чтобы делать все, что он хотел.

Она полностью доверяла ему в этом.

И никому другому.

Она никогда не давала этого никому другому.

И это было у него с самого начала.

Джонни издал звук, который издавал только с ней, и вышел, отодвинулся в сторону, перевернул ее на живот и снова вошел. Подтянув вверх одну ее ногу, подталкивая к себе, скользя руками по внешней стороне ее рук, удерживая их у нее над головой, обхватив пальцами ее предплечья, наблюдая за ней, прижавшейся щекой к одеялу, приоткрывшей опухшие губы, учащенно дышавшей, с покрасневшим лицом, Джонни вновь толкнулся в нее, вдавливая в кровать.

Связанный с ней.

Покрывавший сверху.

Он давал ей то, что отражалось у нее на лице, в то же время, являясь ее щитом от жизненных проблем, одеялом, чтобы согревать ее, укрытием, чтобы защищать.

Ему было это подвластно, о чем он поделится с ней позже, когда его член не будет внутри нее.

Но Иззи откинула голову назад, тесно прижалась виском к его челюсти и дрожащим голосом прошептала:

— Джонни.

И он понял, что она уже все знает.

Что ему не нужно говорить ни слова.