Интуиция
Шрифт:
Несколько каменных лестниц ведут в разных направлениях. Некоторые ведут в другие помещения, некоторые — вниз. Меня интересуют те, которые ведут вверх. У меня нет желания выяснять, что находится внизу под этим залом.
Мой взгляд падает на длинный, прямоугольный, средневековый деревянный стол и изящные стулья, но Бреннуса нигде нет. Чувствую, что я должна знать, где он. А Финн все еще с нами. Пока я сижу на стуле, с неуклюже согнутыми ногами, он наблюдает за мной. Я все еще запутана в сетке, которую кто-то выпустил в меня еще в библиотеке.
— Женевьева, ты выглядишь помятой, — говорит Финн и выглядит
Что-то тут не так, — думаю я. Почему он беспокоится? Чудовища не умеют сопереживать.
— Спасибо Финн, — говорю я, стараясь не показать, как мне на самом деле страшно. — Ты выглядишь как огурчик. С другой стороны, твой Бумер…
От моего сарказма он ухмыляется.
— Ты все еще контролируешь эмоции? — спрашивает он. Я хмуро гляжу на него, пытаясь понять, чего он от меня хочет. — Если ты пообещаешь мне, что не разобьешь мне лицо, я развяжу твои ноги.
Я раздумываю над тем, что он только что сказал. Веревки больно впиваются мне в кожу, и было бы здорово, если бы он их убрал.
— Пока ты не освободишь меня от веревок, обещаю, я не буду тебя бить, — отвечаю я.
Он с сомнением на меня смотрит, но все же наклоняется достает из сапога устрашающего вида нож и начинает перерезать веревки, освобождая меня. Почему я не прячу под одеждой скрытое оружие? — думаю я, наблюдая как он словно масло разрезает веревку.
Если я выберусь отсюда живой, всегда буду носить с собой нож, его можно прикрепить к бедру, — планирую я. У меня снова кружиться голова, но я пытаюсь держать себя в руках. Я должна была сосредоточится на победе. Думаю, у меня сотрясение.
Комната снова вращается и крениться.
— Ты в порядке? — спрашивает Финн, заканчивая снимать веревки с моих ног.
Я не отвечаю ему, а просто смотрю на него, потому что мой мозг не понимает, что он мне говорит.
— Тебя трясет — ты замерзла? Нужно одеяло? — снова пытается он.
Я немею, не знаю, холодно мне или нет, но думаю, я просто в шоке, произношу я в своей голове, но я так отключилась, что не могу произнести слова вслух.
Финн обращается к парню рядом с ним, обращаясь к нему как Нэньен. Видя, как Нэньен смотрит на меня своими ро-стольными глазами, я дрожу от страха, в то время как он обращается к Финну. Похоже он хорошо читает язык тела Финна, поэтому разговаривает с ней шепотом.
Я слышу его слова:
— Бреннус, дай ей одеяло, она в шоке.
Но смысл слов от меня опять ускользает. Я то выхожу из ступора, то снова замыкаюсь, и в одно мгновение все проясняется.
В несколько секунд Нэньен исчезает из поля зрения, поднявшись по каменным ступенькам лестницы, ведущей наверх. Они двигаются как ангелы, понуро думаю я. Спустя несколько мгновений Нэньен возвращается с одеялом из меха, с одной стороны оно сделано из собаля или норки, с другой, покрыто шелком. После этого он передает одеяло в руки Финна и торжественно отходит назад.
Финн подходит и аккуратно оборачивает его вокруг моих плеч и крыльев, стараясь не задеть меня. Когда меня окутывает тяжесть одеяла, я опираюсь на спинку стула.
Я должна стараться сильнее, говорю я себе, когда в моей голове начинает формироваться образ библиотеки. Я должна была бороться с ними как Брюс Ли. Тогда я бы одолела хоть нескольких. Хватит преувеличивать… если мне выпадет шанс,
Когда я снова открываю глаза, мое внимание сосредотачивается на пылающем огне. Он горит в одном из монументальных каминов, который находиться на той стороне стены, к которой раньше была привязана я. Чувствуя, что мне жестко и неудобно, я смотрю вниз и вижу, что лежу на деревянном столе, который как я знаю, растягивается на несколько ярдов. Одеяло, которым чуть раньше прикрыл меня Финн, все еще на мне.
Моя голова болит так, словно по ней ударили кирпичом так, что я даже не могу ее поднять. Я смотрю на танец огня, который отбрасывает зловещие тени на стены и потолок. Мой мозг пытается осмыслить всю ту бессмысленную информацию, которую он получает. Это больше похоже на выдумку, чем на правду. Как это может быть?
— Она проснулась? — где-то рядом, по другую сторону готического стола, спрашивает знакомый голос.
Я узнаю голос, но не помню, откуда я его знаю. Мое сердцебиение ускоряется. Не в силах поднять голову со стола, я напрягаю шею, чтобы увидеть обладателя голоса. Но я прерываю поиски, потому что мне мешает боль в голове. Подтянув ноги к груди, я сворачиваюсь в форме эмбриона, я жду, когда снова зазвучит этот голос, чтобы я могла узнать кто это. Он не говорит сразу, но рядом со мной разносится какое-то жужжание, похоже на бензопилу или что-то вроде этого. От ярости моя голова пульсирует от нестерпимой боли. Смерть — Боль — Возмездие! Он будет умолять меня, но пощады не будет.
— Альфред, милый, ты еще здесь? — спрашиваю я прямо как Булочка, при этом совсем не двигаясь.
— Ты скучала по мне? — спрашивает он, обходя стол и вставая так, чтобы попасть в мое поле зрение.
Как мило с его стороны, что он обо мне подумал. На нем нет рубашки, потому что его крылья наружи. Они очень сильно жужжат, так как сейчас он очень волнуется. Даже находясь в этом мрачном помещении я вижу, как они перестреливаться.
Он прекрасен.
Должно быть он действительно старался выглядеть нормальным, когда я встретила его. Думаю, тот парик, который он использовал долгое время, чтобы скрыть свою ангельскую сущность, действительно хорошо ему помог.
— Я каждый день по тебе скучала, — с сарказмом говорю я.
— Я боялся, что какой-нибудь Падший найдет тебя быстрее меня и оборвет твои крылья прежде, чем это сделаю я. Мне повезло, что ты жива. Эви! Это так жестоко. Что они сделали с моей милой, невинной, доверчивой девочкой? — спрашивает он с наигранными угрызениями совести, протягивая руку в попытке коснуться моей щеки.
— ОСТАНОВИСЬ! — кричит голос, находящийся рядом, в это время Альфред как раз пытался положить на меня руку.
Альфред с раздражением одергивает руку и выпрямляется.
— Ты никогда не тронешь ее. Ты понимаешь, что я говорю тебе? — твердо говорит Бреннус.
Альфред как по команде застывает. Видя, какая война бушует в голове Альфреда, я почти улыбаюсь. В сознании Альфреда, я все еще принадлежу ему — и всегда буду, но по какой-то причине он не с Ирландцами, не с одним из них. Интересно.
— Конечно, — успокоившись говорит Альфред, — Мне нужна только душа… вы можете забрать все, что останется, — говорит Альфред, увидев мой страх, успокаивающе улыбается.