Инвестор. Железо войны
Шрифт:
К алкоголю, как ни странно, Нестор оказался вполне равнодушен, причем присутствие или отсутствие Галины на это не влияло. А вот Хосе, как настоящий испанец, не мыслил себе трапезу без вина. Ну и я его поддерживал, как говорится, «только для запаха»: своей дури и так хватает.
Сегодня Нестор излагал военную организацию махновщины:
— Мы должны были до зубов вооружиться сами и вооружить все население. Ведь наш главный враг, государственная власть, могла вооруженно обрушиться на нас, чтобы лишить прав на самостоятельную жизнь.
Он
— Мы, члены наспех сколоченной организации, собрались в Гуляй-Поле и постановили создавать вооруженные силы труда, без которых ему не справиться со своими многочисленными врагами. В каждом селе взялись за создание вольных батальонов, а я с группой наиболее преданных товарищей, передвигался по уезду для оказания помощи.
Так и выросла махновская структура: всеобщее вооружение народа, территориальные части и ударное ядро. Хосе даже записывал в книжечку, но сильно заспорил с Махно, когда рассказ коснулся обучения. Дескать, каждый анархист настолько сознателен и предан делу революции, что его учить — только портить, в решающий час все, как один… Ну и тому подобная чушь.
— Власть не только вооружена, власть для использования оружия против трудящихся имеет специально обученных людей, армию, жандармов и полицию. Мы должны поэтому знать, как держать в руках оружие, чтобы ответить ей тем же.
— И кто же их будет учить? Те же полицейские или военные?
— В самом Гуляй-Поле нашлись люди из бедных крестьян, имевшие за собой серьезную военную подготовку. Они выводили вооруженную молодежь из села в поле и обучали стрельбе, маневрам и прочему.
Ну вот и шанс еще раз капнуть на мозги:
— Хосе, я же говорил вам, что военный — такая же профессия, как и другие. Вы же не поставите необученного человека слесарничать? И тем более нельзя ставить необученного в массовом производстве. Вам, если вы хотите чего-то добиться, необходимо учиться военному делу настоящим образом.
— Профессии нужны там, где что-то производится! — запальчиво возразил Хосе, резко повернувшись ко мне. — А военные ничего не производят!
— Смерть, Хосе. Они производят смерть. И побеждает тот, кто производит ее больше и лучше.
Как ни странно, этот демагогический образ заставил Хосе задуматься.
— Война быстро учит, но лучше готовиться заранее, — поддержал меня Махно.
— Да где же ее взять? — вскинул руки Хосе. — Может, куда в Латинскую Америку…
Он помолчал, а потом, хитро улыбаясь, предложил мне:
— Никарагуа! Там генерал Сандино бьет ваших!
— Каких это «наших»?
— Американцев! — торжествующе засмеялся Хосе.
Эпопею выпихивания из Никарагуа оккупационных американских войск я отслеживал по газетам, основные события вроде бы завершились и на горизонте замаячило соглашение о примирении сторон. Но два фактора ставили крест на этом направлении: уже прозвучавшее имя командующего Национальной гвардии Анастасио Сомосы и малярийные
— Хосе, если вы соберете тысячу человек, как краснорубашечников Гарибальди, я обещаю вооружить их и доставить туда, где они смогут защищать слабых и драться против империализма. Только отбирайте с умом, на войне нужнее драчуны, а не активисты.
Махно в дополнение рассказал о своих товарищах — кто стал бойцом, командиром, кто не смог и занимался делами Культпросвета Повстанческой армии. А Хосе, кажется, вовсю крутил эту новую для него мысль — научиться воевать за чужой счет, и только слушал, без своих обычных восклицаний и вопросов.
Выдернуть его из задумчивости удалось только на обратном пути — да, Хосе тоже считал, что буржуи должны по жизни и поездки на «Испано-сюизе» принимал без какой-либо благодарности.
— Скажите, Хосе, а почему ваши товарищи так настроены против участия в выборах?
— Выборы это фикция, а мы за прямое действие!
— Но вот Махно не только участвовал в выборах, он сам создавал Советы…
— Да, товарищ Нестор рассказывал, Но Кортесы не Советы, это буржуазная говорильня, а не орган трудящихся! Мы же делаем революцию на площадях, а не в мягких креслах депутатов!
Такое впечатление, что вирус «испанки», шарахнувшей по миру лет десять с небольшим назад, был вовсе не гриппом — люди заразились фанатизмом. Неважно, каким — правым или левым, что фашисты, что коммунисты, что анархисты или националисты не приемлют иных мнений и склоняются к простым решениям типа «Нет человека — нет проблемы». И это пугало меня больше, чем внутренние противоречия в разношерстном лагере сторонников республики.
— Но сейчас вам легче, чем при короле или Ривере?
— Да, конечно. Свобода агитации, амнистия, отделение церкви от государства…
— А вам не кажется, что правые выиграют следующие выборы?
Хосе возмущенно принялся излагать причины, по которым этого никогда не произойдет — революционный народ, сила трудящихся и все такое. Излагал он довольно долго, но машину тряхнуло на повороте, Хосе клацнул зубами и замолчал. Впереди отчетливо хмыкнул Ларри — похоже, он заложил резкий вираж специально.
— Вы думаете, что расклад сохранится?
— Тха, — выговорил непонятное Хосе, сосредоточенно определяя, насколько сильно прикушен язык.
— Но церковь ведь против республики, да?
Хосе предпочел кивнуть.
— А республика дала право голоса женщинам, — вкрадчиво продолжил я.
Филиппику о правах и свободах Хосе не произнес — видимо, все-таки сильно прикусил.
— Это несколько миллионов избирателей, в подавляющем большинстве католички, — выдал я полученную от каноника информацию. — Патеры охмурят женщин, женщины проголосуют за «католические» партии, весь расклад псу под хвост. И совершенно демократическим образом консерваторы, правые и монархисты вернутся к власти, чтобы задушить реформы…