Инволюция

Кауф А.

Агата бережно перекладывает Терри на брусчатку. Небольшой отдых ей не повредит. Руки и ноги едва поднимаются. Спину ломит. Такое ощущение, будто ей лет шестьдесят, и она вот-вот развалится на части. Мешанина розовых и красных оттенков смазывает картинку, будто бельмо на глазу. Агата чувствует, как голову сдавливает невидимыми тисками. В карнавале ядовитых красок она вполне может стать следующей. «Нужно убираться отсюда. И поскорее».

Сгущающиеся сумерки прорезает звук хлопающих крыльев. Пепельный ворон с бежевым тельцем садится на почтовый ящик неподалёку. Его маленькие глазки темно—синего оттенка выжидающе следят за Агатой, но она не торопится прогонять птицу. За всё время,

проведённое с Мор, она так и не увидела ни одного серого слугу. Значит, это не её проделки? Слова нечто на болоте можно трактовать по—разному. Вдруг она услышала предупреждение не корректно? Очевидно одно — в Ливингстон Бэй ничего не происходит просто так. У всякого явления есть причина и следствие. Этот ворон здесь тоже неспроста.

— Что тебе нужно?

Каркающий крик звучит куда более хрипло и неумело, чем у смоляных воронов Мор. Птица пролетает несколько метров и садится на брошенную в спешке лейку.

— Идти за тобой? — подтверждающее карканье. Болотная сущность ошиблась? Может, ворон хочет вывести её из этого удушающего лабиринта, а не навредить? Агата успела пережить за сегодняшний день ни один удар судьбы. Дороги она не знает. Состояние Терри плачевное. Что ей остаётся делать? Плутать, не зная дороги, пока не откажут ноги? «Хуже уже не будет».

— Веди.

Надрывистый, будто кашляющий, звук продирает темноту. После него птица больше не разговаривает. Сохраняя священную тишину, она перелетает с предмета на предмет, не забывая оглядываться и терпеливо ждать отстающую Агату.

Температура быстро падает. Изо рта вырывается тёплый пар. Ладони и лицо мёрзнут. Вязаный кардиган едва согревает быстро охлаждающееся тело. Даже физическая нагрузка не способна унять покалывание в щеках. Тревожное ощущение не даёт сосредоточиться. Представляет ли молчаливый силуэт угрозу? В сгущающихся сумерках темноты всё видится более устрашающим.

До конца улицы Роз остаётся совсем немного. За ней начинается сумрачная мгла, без единого работающего фонаря. Электропровода на столбах оборваны. Фасад домов покривился, отражая предсмертную гримасу страшных мук их обезумевших хозяев. В оконных глазницах не теплится свет и не ведутся оживлённые разговоры. Бездонная тьма навеки поселилась в них, оградившись звериным оскалом поломанного забора.

Район Древних. С высоты Утёса Молний он казался выжженным пятном на безупречной скатерти города. Вблизи его края ещё более четко обугливались перед жизнерадостными домами. Разрушенные амбары и запущенные поля, поросшие сорной травой, долгое время не видели живых людей. Замусоренные строительными хламом, они удручающе взирали на тех, кто ещё дышал жизненной силой. Жалкие лачуги вместо домов кренились от собственной дряхлости. Отвалившиеся водостоки поскрипывали на ветру. От уличных скамеек осталась только труха. Двери заколочены грубо спиленными досками так надёжно, будто кто—то, и вправду, решит ограбить подобный сарай. Лишь печная труба продолжает гордо стоять под северными ветрами, в назидание пышным цветникам и новеньким оградам улицы Роз, указывая единственным перстом в небеса: «Не забывайте, вы не вечны. Однажды и ваша кровля просядет от гнилостного мха».

По утверждению Бэзила, его подруги радушно встречают любых гостей. Агата не уверена, относится ли это к Терри и не закидают ли их камнями, но рискнуть стоит. Тем более, кто откажет в просьбе, когда в дверь стучится сам профессиональный ветеринар из дальних краев? «Нужно идти по блеянью. Всего-то». Агата приободряется. В гнетущей тишине звон колокольчиков на шеях животных слышен особенно чётко.

Вдали появляются яркие огни. Горящий свет окон и клубы дыма из кирпичной трубы нашёптывают надежду. Большой

дом, будто поделённый для двух семей, уютно пристроился среди просторных фермерских полей. Одна его часть обшита новеньким цветным покрытием, с ухоженным садиком. Вторая — хвастается кучками покривлённого металлолома, полуразобранных тракторов и телег, сложенных чуть ли не под окнами.

Агата напрягает зрение. Входа на участок нигде не видно. Высоченная ограда идёт вдоль всего участка. «Что, если он с другой стороны? Придётся давать крюк?» От этой мысли дрожащие от напряжения руки разжимаются. Собрав в последний момент остатки сил, Агате удаётся не уронить Терри. Ещё немного, и ноги откажут идти.

Рваное карканье подсказывает путь. Дыра в прутьях. Как раз недалеко от неё. «От пернатого всё—таки есть польза». Агата протискивает тело Терри в проём. Самой же ей пролезть никак не удаётся. Как бы она не пыхтела и не поджимала и без того впалый живот. Трагично повздыхав, Агата хватается за ржавые прутья. Витиеватый рисунок с множеством деталей служит отличной опорой. Вскарабкавшись на самый вверх, Агата останавливается, переводя дух. В боку покалывает. Конечности ноют. С двухметровой высоты видно, как к ним подтягиваются заинтересовавшиеся бледные тушки.

Прорезая тьму и вклиниваясь в мозг, над ухом разрождается неистовое карканье. Перепуганная Агата дёргается. Тело накреняется. Шаткое равновесие уходит. Взмахнув в прощальном жесте руками, она срывается с ограды в заросли крупноягодного шиповника, который не особо смягчает удар, добавляя в придачу к синякам десяток игл в мягкие места.

Бурча под нос самые «изящные» слова, Агата с трудом садится. Хлопанье удаляющихся вдаль крыльев извещает об уходе пернатого проводника.

— Вот гад. Чтоб тебе молния хвост подпалила!

Взгляд обращается в сторону мирно лежащего неподалеку тела. Острия шипов неприятно царапают кожу. Терри повезло, что заросли шиповника разрывали свою цепь возле погнутых прутьев.

Кудрявый табун тем временем окружает парочку незваных гостей. Проталкиваясь через мягкие блеющие тушки, к Терри приближается вожак. Мордой и телом его можно было бы принять за барана, если бы голову не венчала пятерка пар рогов различных форм и размеров. Загнутые в разные стороны, выпирающие угрожающе вперед и завивающиеся назад, толстые и тонкие, они путаются между собой, создавая на голове животного роговой венец.

— Пошёл вон! Уходи! — не зная, как обращаться с подобными животными, Агата перебирает известные ей команды. — Фу! Брысь!

Плотно вцепившиеся шипами, кусты не торопятся выпускать пленницу. Чем сильнее Агата дёргается, тем крепче сворачиваются вокруг неё ожившие ветви. Продолжая отчаянно сопротивляться, она вновь устремляет взгляд на друга. Лёгкие судорожно вбирают воздух. Тело деревенеет. Поражённый разум не верит увиденному.

Пасть безобидных овечек вооружена рядом столь громадных зубов, что позавидовала бы даже Мор. Маленькие глазки светятся, словно звёздочки в темноте. Побуревшие разводы крови вокруг их пастей вгоняют сердце в бешеный ритм. Спрятаться. Сжаться. Не попадаться больше им на глаза.

Длинные пальцы загребают рукава кардигана. Обернув его вокруг ладони, Агата с новой силой хватается за ненавистные ветви. За ними в бой вступают ноги. Свежие раны саднит. По утомленным мышцам растекается тупая боль. Прорываться сквозь живую ограду становится труднее и труднее. Не прекращая сокрушать кусты яростным напором, Агата старается уследить взглядом за животными. Вожак с бараньей мордой нагибает голову, поддевая тело Терри рогами. Двойка овец помогает ему своими мордами. Их совместными усилиями трофей размещается на голове главаря, в центре рогового гнезда.