Иные песни
Шрифт:
— Ты ведь говорил —
— Но тоже не для того, чтобы захватывать земли и ставить на колени армию Империи. Целью его остается связать силы Вдовца и создать видимость такой угрозы для него, чтобы он принял решение о помощи своим войскам и о продвижении антоса дальше на запад. Рог сделает то же, что и раньше: прибудет в Москву. А Москва — Москва уже не настолько неприступна, это не уральские твердыни.
— От Вистулы в Москву — долгая дорога, не будет же он ждать.
— Не будет. А значит, не о том речь, чтобы прорубаться — стадий
Справа, из-за дверей спальни, раздался сдавленный чих. Они повернули головы. Один удар сердца — кататоническая неподвижность. Затем Аурелия подскочила — гиппирес в боевой короне огня — дернула дверь, та ударила в стену, одна из завес соскочила.
В спальне стоял эстлос Кикур Ашамадер, полунагой, в одних шальварах. Вытирал нос, смотрел характерно широко раскрытыми глазами на пылающую Аурелию.
— Я хотел, — он запнулся, — хотел извиниться, думал, ты вернешься раньше, заснул, извини, ну не гневайся, Аури.
— Собственно, нам не представилось случая познакомиться, — сказал низким голосом стратегос из-за спины Аурелии. — Эстлос Иероним Бербелек-из-Острога.
Кикур подошел к нему, пожал предплечье.
— Эстлос Кикур Ашамадер, это честь для меня, на самом деле.
Иероним Бербелек покивал.
— Не сомневаюсь, не сомневаюсь. Аурелия, ты уверена, что там больше никого нет? Под кроватью, например, а?
Аурелия пала перед стратегосом на колени.
— Кириос. Молю о прощении.
Кикур переводил взгляд с девушки на Бербелека и обратно.
— Лучше будет, — пробормотал Ашамадер, отступая ко дверям в коридор, — если я уже —
Стратегос поднял на него взгляд.
— А можешь мне сказать, красавчик, когда, собственно, ты проснулся? Не при звуке же своего имени, верно?
Кикур протянул руку назад, отворил двери, все еще отступая, согнутый в некоем странном полупоклоне, уже даже не глядя на Бербелека, принялся неразборчиво бормотать:
— Я и вправду ничего не слышал, впрочем, что я в этом понимаю, какое мне до этого дело, зачем бы мне, не слышал, могу поклясться, а Вавилон и так, это ведь глупо, сам подумай, эстлос, какое значение имеет, если…
Стратегос глядел на него с интересом.
Левую руку он положил на голову Аурелии, провел пальцами по искрящейся коже лунницы. Та подняла на него глаза. Стратегос не отводил взгляд от Кикура.
Аурелия поднялась с колен.
— Ну я ведь говорю, ничего не слышал, кровь Мардука, что вы хотите, с ума сошли, Аури, что все это…
Бербелек смотрел, как гиппирес беззвучно идет за отступающим в тень коридора вавилонянином, — мягкая походка голых стоп Аурелии, ее бедра гипнотически, как никогда ранее, покачиваются — и исчезают с его глаз в той тени. Он ничего не увидел и ничего не услышал — только через миг в его лицо дохнуло короткое дыхание сернистого жара, как если бы там, во тьме, открылись на миг ворота в ад.
Глаза Вдовца
Москва,
Но! но! (И при одной этой мысли пирос жжет вены.) Но сегодня они убьют кратистоса!
Если убьют. Почесывая шрамы на пальцах, Аурелия глядела на встающие к поднебесью башни княжеского кремля, белые шапки снега контрастировали с заскорузлой жирной сажей на штукатурке стен.
— А если это займет несколько дней? — спросила она. — Я не брала с собой колеблец, ты сказал, эстлос: без багажа. Аматорская настройка уже не поможет, нужен бы как минимум демиургос ураниоса. А теперь я даже не могу это толком снять. Точно в следующий раз оторвет мне голову.
— Я ведь предлагал тебе остаться с Яной и Хоррором.
— Тогда бы ты тем более уверовал, что Госпожа назначила тебя для казни.
— Ничего такого я не говорил.
— Конечно. Прости. Кириос.
Сарказм был позволен.
Аурелия отвернулась от окна, от панорамы зимнего города, и взглянула на стратегоса, что сидел, сгорбившись, на деревянном сундуке у открытого люка над лестницей. Ему приходилось сидеть: встав, он не мог выпрямиться, потолок чердака был слишком низким. Аурелия тоже двигалась здесь крайне осторожно — случайно зацепив эфирным доспехом о деревянную конструкцию, она могла вызвать катастрофические последствия; следовало жестко контролировать эмоции и рефлексы, те сразу же отражались на скорости и виде морфочувствительного доспеха.
Стратегос взял с собой еще лишь двоих хоррорных, да и тем позволил захватить лишь короткие кераунеты, так называемые гердонки, выпускавшиеся на заокеаносовых заводах Густава — обладающие тремя, четырьмя или пятью стволами. Впрочем, даже это оружие оставляли здесь, на чердаке, когда эстлос посылал их в город установить контакты с тем или другим человеком. Иероним выбрал их, поскольку они владели московским.
— Если бы ты ей верил, — настаивала Аурелия, — тебя бы здесь вообще не было. Это неразумно, так вот подставляться. Три дня в тени кремля, в сердце антоса Рога. Напрашиваешься на проблемы, эстлос.
— Мне нужно лично встретиться с этим Бабушкиным.
— Ага, ибо — взглянешь на него и сразу отличишь правду от лжи.
Сарказм был позволен, она заслужила право на издевку и сарказм в ту ночь, в тот душный пергамский предрассветный час, полгода назад. Впрочем, это не значило, что она могла выказывать стратегосу недостаток уважения, особенно в присутствии третьих лиц.
— Взгляну и узнаю человека. Успокойся же наконец. Кажется, кто-то идет.
Он еще сильнее склонился над отверстием в полу.