Иные песни
Шрифт:
Небесное сияние ниспадало на покрытые снегом крыши, улицы, деревья и на не слишком далекие башни кремля. Отворилось с десяток окон, но любопытствующие москвияне сразу же отступили, ослепленные. На крышу дома выбрались оба хоррорных, втащили за собой три тяжелых мешка и Бабушкина. «Уркайя» была уже так близко, что вихрь, поднятый скорпионовым хвостом, взбивал кучи снега, обдирая донага темные стены и крыши, — и открылась грубая, болезненно четкая и астеническая архитектура Москвы Вдовца. Перепуганный служащий начал сползать, закричал, замахал руками; Аурелия второй раз ухватила его
— Куда ны совственно —
— Ну как же! — засмеялся благодушно стратегос, запахивая гердонское пальто и натягивая перчатки из кожи василиска. — На кремль, на кремль, убить Чернокнижника!
Лунная ладья еще сильней притормозила и наконец остановилась, повиснув в тридцати пусах над грязным задним двором дома, мусор взлетел высоко в воздух, подхваченный снежным бураном. Скорпион распахнул рот, оттуда ударило горячее сияние. Аурелия — лишь она — видела там, в глубине коридора света, своего дядю, Омиксоса Жарника, меж прочими риттерами, шеренгами гиппирои в разогнанных эфирных доспехах, с эфирными кераунетами и знаменами Луны из красной пироткани, пылающими символами Лабиринта.
Хоррорные вбросили внутрь Бабушкина, закинули следом за ним багаж и оружие, затем вспрыгнули сами, после заскочил стратегос, последней — лунница. Скорпион взлетел и развернулся, даже не захлопывая пасть, Москва промелькнула под Аурелией размытым пятном.
Омиксос подал ей родовой кераунет. Она уверенно приняла тяжелое оружие. Дядя — лица почти не видно за разогнанным кругошлемом — похлопал ее по плечу, эфир резко заскрежетал, столкнувшись с эфиром.
— В бой.
— Сейчас! Сейчас, сейчас, сейчас!
Скорпион бьет хвостом в стены Арсенала. Кремль трясется в корчах. Башня Тимура, пораженная первой, когда из нее открыли огонь по «Уркайе», рушится под собственной тяжестью в грохоте крушащихся камней, в сползающей лавине тысяч литосов щебня. Больше, однако, никто не стреляет, молчат даже пиросидеры и картечницы кремлевских казарм булашков Ивана Карлика — не прошло и минуты, еще не сыграли тревогу рога в Часовой Башне.
Скорпион вспарывает южную стену Арсенала, ударяя в меканичном ритме — раз, и раз, и раз. На высоте четвертого этажа возникает пролом шириной с голову скорпиона. «Уркайа» всовывается внутрь.
Лунная ладья во время боя пульсирует таким сиянием, такой жар прет от ее пироэфирной брони, что заваливший околицы снег с шипением тает и стекает по зданию хрустальными ручейками, вода превращается в серебряный туман. Корпус «Подзвездной» полностью скрывается в нем, и только яростное сверкание вырывается из горячего облака.
Из этого сверкания внутрь Арсенала выпадают пламенеющие Наездники Огня, Аурелия в первой дюжине; всего в эту миссию Герохарис отправил двадцать семь риттеров пироса, полный эннеон. Выпадают уже разогнавшись, подгоняемые стремительными эпициклами ураниоса, охватившими их бедра, колени, загривки.
Аурелия — в триплете под предводительством дяди, как третий риттер его дополняет кузен Оскров, Тимофей Фаэтон. Омиксос указывает влево. Они мчатся к западным дверям зала, двадцатипусовыми прыжками, каждый шаг выбивает в полу звездоподобные
Другой триплет сразу же пробивается этажом ниже: присев на корточки, гиппирои ввинчивают в пол руки в жутком вое вихревиц, их моментально окружает темная пыль перемолотого камня.
Еще три триплета вообще не задерживаются в своем порыве и выскакивают сквозь окна в противоположной стене, выпадая наружу и раскидывая в воздухе гигантские эпициклы кругоручного ураниоса: падая, разрубают северную стену.
Триплет, отправленный к восточным дверям, на бегу минует четверых охранников в мундирах барласских солдат. Не задерживаясь, риттеры раздирают изготовившихся к стрельбе москвиян, перемолотое эфиром мясо, кости и барласские меха летят во все стороны. Триплет оставляет за собой облако влажной красноты.
Тем временем Омиксос добирается до дверей. Не останавливается, чтобы открыть, — пинком разрубает тяжелые засовы. Гиппирои проскакивают, втягивая в эпициклы своих доспехов торнадо щепок, что тотчас загораются.
На стенах еще больше картин и древнего оружия. Жарник показывает: к лестнице. На лестнице появляются несколько солдат. Тимофей хватает левой рукой бронзовую полноростовую статую Тамерлана — маховый ураниос охватывает Фаэтона толстыми полосами — и швыряет ее в солдат. Статуя вминает их в камень, выбивает в стене дыры.
Бегут к ступеням. Чем длиннее прыжки, тем меньше значения — верх или низ. Со стремительностью, почерпнутой из ураниосовых вращений, отскакивают от стен, мебели, постаментов, поручней, колонн, вгрызаясь вихреботами в дерево, железо и камень. Их сопровождает непрестанный скрежет и свист обломков, следом за риттерами поднимается густая завеса острых дробинок из перемолотых материалов, смрад гари.
На третьем этаже в коридоры высыпали уже дружинники булашков. Гремят кераунеты. Разогнанные на максимальную скорость доспехи гиппирои отбивают пули согласно кружению своих эпициклов. Булашки верещат, десятники дуют в свистки, взрывается пирос, Арсенал дрожит под ударами скорпиона и Наездников, сыплется штукатурка. За окнами по другую сторону коридора размазанное пятно: падающий гиппирес, тянущий за собой красную гриву огня.
Омиксос бежит на солдат — пол, статуя, сундук, потолок — на пятом прыжке падает на них с распростертыми объятиями, во вспухшем на ширину коридора доспехе, в ореоле огня — прррррфстсх! — ошметки горящей плоти плюхаются на панели, мозаики и полотна мастеров.
Аурелия и Тимофей пробиваются в помещения слева и справа. Аурелия за второй сокрушенной стеной попадает в жилые помещения кремля, в банную комнату, нагие женщины встают из горячей воды. Даже не успевают заметить в завесе пыли, дыма, огня и эфира бегущую лунницу — пологие орбиты махового ураниоса зацепляют их, когда гиппирес пробивается в следующую комнату. Несколько отрубленных рук и ног, разрубленная голова, вспоротый живот — позади, Аурелия не видит, не слышит. Из разорванной гидравлики хлещет холодная вода.