Иные песни
Шрифт:
— Мавзалема на это не согласится, — сухо произнес Муссийа. — Речь идет исключительно о безотлагательной казни Рога. Это железное условие.
— Хватит и того, что мы будем в большинстве, — сказал Бербелек, присев на краешек стола. — Остальные не осмелятся ничего сделать при вашем отсутствии. Но в том, что ликвидировать придется не только Чернокнижника, но и его арретесовый помет, никто, надеюсь, не сомневается?
— Ох, за исключением Семипалого и вправду не найдется никого, кто испытывал бы к Вдовцу хоть какую-то симпатию, — заметил Якуб ибн Заза. — Здесь не о том речь. Мы все согласны, что
Стратегос скрестил руки на груди.
— А разве Иосиф вдруг взялся за черный пифагоризм и снюхался с адинатосами? — спросил он холодно.
— Ай-ай-ай, это ведь детали, повод найдется всегда.
— Детали! Если у нас нет права защищаться от какоморфии, так давайте сразу сдадимся!
— Никто не сдастся. Я говорю лишь о том, что таким образом мы рушим традицию и создаем новую. Но вправду ли она придется нам по нраву?
— Как мудро говоришь, прямо шапки долой — вот только одна безделица: а есть ли у нас другой выход? — рассердился Лапидес. — Столько веков спокойствия, с последней Войны Кратистосов, стало быть, данное положение мы считаем извечным. Однако никакой Бог нам его не гарантировал. Нужно сражаться. Образ мира всегда — лишь отражение актуального соотношения напряжения между Силами.
— Да-а, — зевнул Якуб. — Странно только, что все мы, кто с этим здесь соглашается, либо старые враги Чернокнижника, либо союзники Ведьмы. Что за совпадение! Хе-хе-хе.
— Утром у меня было совместное посольство от Урджанны и Анаксегироса, — сказал Бербелек. — Станем вести с ними переговоры и завтра. Да и другие приплыли не только затем, чтобы выслушать пустые обещания. Они присоединятся.
— Конечно, — согласился Якуб, всматриваясь в кончик своей старательно заплетенной бороды. — Если увидят, что ты побеждаешь. Присоединятся к победителю, да.
После ухода крыс на короткое время они остались одни. Портэ заглянул в кабину, но, едва открыв рот, чтобы спросить о завтраке, перехватил взгляд господина и сбежал, отступив в глубоком поклоне, только седая голова мелькнула в приоткрытых дверях. Аурелия сама собрала посуду и пепельницы за гостями.
Стратегос отворил широкий иллюминатор, впуская холодный воздух, и с тяжелым вздохом уселся в самое большое кресло, ноги в кожаных юграх выставил на середину гостиной.
— Я говорила искренне, — сказала Аурелия, пригасив курительницу. — Ты должен поднять лунный стяг, кириос.
— Рано, рано, — пробормотал он. — Пока что я слишком слаб. Они испугаются имени Иллеи.
— Подходящее время не наступит никогда, ты никогда не затмишь ее настолько, что это перестанет иметь значение.
— Рано.
— Люди начинают догадываться, эстлос. Зайдар меня распознал. Как знать, что он там себе придумывает.
— Я поговорю с ним. Вечером. — Иероним потянулся так, что затрещало кресло. — Антидектес?
— Спит,
— Кто следующий?
— Навуходоносор. Мне остаться, кириос?
— Садись сюда. О боже, я всю ночь не спал, глаза закрываются. Как на войне, как на войне. Который час? Думаешь, я их убедил?
— Да. Прекрасно врешь, кириос.
Он глянул на нее с подозрением.
— Прекрасно вру… А ты с каких пор сделалась такая умная?
— Ведь все, что ты говорил о Чернокнижнике, — ложь, я права?
— Отчего ты так думаешь?
— Так я и знала!
— Ладно-ладно, не сожги мне ковер. Где я сделал ошибку?
— Ошибки ты не сделал, кириос. Просто… Не знаю как сказать. Ну, чтобы врать столь последовательно, необходимо измениться самому, ложь должна войти в морфу, чтобы стать убедительной. Ты не можешь лгать противу себя, это сразу видно, а значит, сперва ты должен принять Форму лжи, и, когда нынче подговариваешь их против Чернокнижника…
— Да?
— Ты его раньше совсем не ненавидел, кириос.
— Чего только человек не узнает о себе.
— Он враг, это понятно, и ты имел причину для мести; но это скорее было удивлением и уважением. Ненависть ты вговорил в себя вместе с ложью. Я видела. Я вместе с тобой вот уже тридцать месяцев, живу в твоей морфе, даже говорю уже как ты. Очень умело лжешь.
— Но все это может оказаться и правдой! Ведь никто не знает, зачем они прибыли в земные сферы. А Рог и вправду высылал агентов и крыс, целые экспедиции в Сколиодои, и даже не только в африканское; мы теперь знаем, что это он силой захватил большую часть садарских путей и факторий в Золотых Королевствах, он убивал александрийских купцов. И последнее Пифагорейское Восстание финансировала именно Москва. А бабка его и вправду была еврейкой. И испокон веков он выпускал из своих уральских конюшен какоморфов, которые никому бы ранее и не приснились.
— Видишь, как ты прекрасно врешь? Сам себе поверил.
— Но это может быть правдой!
— Даже если и так. Ты этого не знаешь. Врешь, кириос.
Он потер лоб, на коже остались красные следы.
— Я стратегос. Обман — в моей природе. Обмануть врага, пусть повернется спиной, и тогда ударить. Искренность и простота — суть поражение.
— И прекрасно справляешься, клянусь.
— Чума на тебя, чего ж ты от меня хочешь?!
Она отвела взгляд, наклонила голову.
— Не знаю. Может, не нужно мне было подслушивать разговоры о делах кратистосов… Форма Наездников Огня — иная: лицом к лицу, в бой до самой смерти. А все эти интриги начинают меня калечить, искривлять. Я уже не уверена, как поведу себя в битве. Дай мне слово, кириос, что позволишь мне сражаться.
— А твой доспех еще не распался?
— Я настраиваю его всякий раз, когда возвращаемся в сферы эфира. Дай мне слово, кириос. Какие у тебя теперь планы, после возвращения в Рим?
Он скривил губы, устремил взгляд в потолок.
— Мне нужна громкая, символичная победа. И которой удастся добиться небольшими силами. Когда должен дойти первый взнос для Византийского Хоррора?
— Я говорила тебе, кириос. Двадцатого.
— Время, время, Шеол, все меньше времени. Ты видела, где нынче взошла Венера? А то чудовище ночью! Всё Искривляется.