Иные песни

Дукай Яцек

— Она пометила тебя, вошла тебе в кровь, всегда вас узнаю, ты умрешь ради нее.

Пан Бербелек пнул ее и, не оглядываясь, ушел.

Та что-то еще кричала вслед, но он не понимал слов, искаженных лунным акцентом.

На четвертой террасе было немного людей, здесь уже начинались лабиринты жилых беседок. Музыка осталась за паном Бербелеком, он стряхнул с себя ее форму. Начал шепотом ругаться по-вистульски. Замолк, лишь прижав раненное запястье к губам — намерение было другим, но точно так же пил горячую кровь; соленая, железистая мазь клеилась к языку. Нет, теперь уже поздно, яда Иллеи не отсосешь. Он шел, глядя на небо, пытаясь выстроить в голове спутавшиеся созвездия вечномакин по отношению к Земле и пытаясь вычислить, где, в связи со всем этим, находится теперь Амазонская Спираль, квартал в четвертом Лабиринте, где своей рощей владеет Омиксос Жарник — ибо именно там остановился пан Бербелек на время визита у Иллеи Потнии. Или, возможно, до конца жизни. Плененный! Стратегос Луны,

ха-ха! Он сплюнул кровью.

Пляски небесных перпетуа мобиле окончательно закружили ему голову, присел в первой из открытых беседок. В их заросших паровыми вьюнками стенах были оставлены отверстия для каменных блоков с вырезанными на плоской вершине шахматными досками; фигуры ждали, расставленные на своих позициях. Это был Лабиринт Шахматистов. Едва пан Бербелек присел, в отверстии над каменной доской появилась худая детская рука. Иероним поколебался, но сунул руку в карман и бросил мальчишке (а может и девчонке) самую мелкую иллейскую табличку.

В шахматы можно играть двумя способами: с противником или с его фигурами. С противником играют лицом к лицу, человек против человека, воля против воли, расположение фигур в этом случае представляет собой лишь отражение степени подчиненности одной формы другой. Понятно, что разум и опыт играют свое значение, но они остаются на втором плане, не они решают.

Но можно играть против фигур, против абстрактной стратегической проблемы, представленной перед тобой на шахматной доске — неважно, кем, возможно, что и никем, миром, с превратностями которого сражаешься вслепую, не спрашивая о Причине и Цели. И в игре по этому, другому способу, значение имеет только разум; таким путем раб может победить кратистоса. Посыльный бегал в лабиринте шахматных беседок, перенося ходы с разделенных между собой досок. Партии складывались, вероятнее всего, в соответствии с системой занятых мест и актуальной конфигурации сопряженных с ними вечномакин Лабиринт. Наверняка партнеры в игре менялись между очередными партиями. Прижав амулет к носу, пан Бербелек легко выиграл первые две партии; в третьей пошел на уничтожение, приканчивая противника в зажиме между двумя эле фантами; в четвертой белые сдались ему еще в дебюте; пятая партия была самой сложной: оба игрока действовали чрезвычайно осторожно, многократно страхуя каждую фигуру и выстраивая многоэтажные ловушки; пан Бербелек забылся в игре, он забыл про горящие раны, про страшную Госпожу и нечеловеческую Форму, Искривляющую мир — вновь перед собой он видел лишь чистую и ясную стратегическую проблему, вызов для ума и увлекательную красоту логической конструкции, именно такую красоту он обожал, именно такую красоту творил, четкое и блестящее ваяние внутри собственного разума, логичные меканизмы неизбежной победы; победил он и теперь; а шестая партия — очередная безжалостная резня.

Посланец в седьмой раз вытянул руку (интересно, это тот же самый ребенок?), но пан Бербелек уже не нашел в кармане табличек. Вновь он поднес к ноздрям белую трубку, оперся о скелетную стенку, украшенную раскаленными вьюнками, откинул голову. Земля засветила прямо в глаза. Луна пролетала как раз над Азией, лохмы серых облаков заслоняли Дзунгуо. Посланец вернулся непрошенный, бросил на шахматную доску свернутый листок: Вызов от мастера Геминеса, личный реванш, приглашение Незнакомцу. Беззвучно засмеявшись, пан Бербелек спрятал его в карман.

Можно играть двумя способами, и хорошо еще, что вовремя вспомнил, что стратегос — это некто больший, чем только вождь с победной Формой порядка, отваги и подчинения. По сути своей, стратегос разыгрывает битвы всегда в одиночестве, в своей голове, сам с собой, и именно там либо побеждает, либо проигрывает. Любая проблема, когда она извлечена из чужой морфы и заново составлена в собственных мыслях, может быть решена и преодолена — как и любая шахматная атака этих невидимых игроков. Неважно, с кем здесь он играет, мог бы играть даже с Госпожой, и тоже бы победил.

Поочередно он коснулся своих шрамов, словно выполняя очищающий ритуал, молитвенный жест — сломанный крестьянский крест. Все в последнее время проливают и сосут его кровь, словно из жертвенного вола. Неописуемый людскими словами аромат амулета прожигал мозг пана Бербелека. Глаза наполнялись слезами, он замигал, зеленое пятно расползлось по черному небу. Ну, и скажи мне, Иероним, откуда у тебя эта печаль, откуда этот гнев, почему так бесишься? А на что ты рассчитывал? Не веди себя словно ребенок. Никто тебе ничего добровольно не подарит. Понятно, что ты не можешь верить ни Иллее, ни Вечерней Госпоже. Врагами являются все, разница состоит лишь в том, что некоторых врагов уничтожают, а других используют для уничтожения первых. Поставь перед собой цели и вычерти план. Нечто, что одинаково хорошо сработает под любой Формой. Ты же можешь это сделать. И не раз это делал. Ты для этого создан, это лежит в твоей природе. Шестнадцать, семнадцать, восемнадцать, девятнадцать, двадцать; отлично. Вот что представляет собой головоломка. Сейчас же…

Кто твой наибольший враг?

КАК СТРАТЕГ

— Вызов, перед которым мы стоим, по сути

своей, сводится к одной проблеме: каким образом заставить выступить против адинатосов всех кратистосов Земли, причем, не под твоим командованием, а по их собственной инициативе. Выступить должны все, во всяком случае — большинство из земель тесного раздела кероса: из Европы, Азии, северной Африки. Анаксегирос и Урвальд приветствовались бы, но их участие совсем не обязательно: они безопасны в своем удалении, и в этом своем отдалении они не угрожают немедленным заполнением пустоты после чужих аур. И командовать не можешь ты сама или кто-либо зависящий от тебя непосредственно, чтобы это, ни в коем случае, не выглядело попыткой навязать твою волю. Собраться они должны самостоятельно, словно пыровник, спонтанно спускающийся по орбитам ураноизы. Что-то должно их привлечь, какая-то цель. Тогда задаем себе вопрос: какие примеры подобных событий известны нам из истории? Ну, хотя бы события, которые привели к твоему Изгнанию. В какой-то момент против себя ты имела всех; во всяком случае, никто не занимал открыто противоположной позиции. Они объединятся, когда почувствуют, что угроза направлена непосредственно против них. Это очевидно. Но очевидным является и то, что мы не можем ждать того, когда адинатосы зайдут настолько глубоко, что какоморфия сделается на Земле всеобщей угрозой. Да, ты права, я не могу ждать. Поэтому, отнесись к моему нетерпению, как к своему неожиданному шансу; хотя, ведь ты же его ожидала, правда? Итак. Итак, сделать необходимо следующее: однозначно соединить присутствие адинатосов в земных сферах с опасностью, которую кратистосы осознают, и которая уже их касается. Чтобы они не могли выступить против одного, одновременно выступая вместе против другого. Затем — затем спровоцировать взрыв этого пыровника. Как это, к примеру, происходит, что огненные ливни никогда не падают на Лабиринт и другие населенные земли Луны? Ты посылаешь астромекаников, чтобы те зажигали фальшивые пыровники на менее стабильных орбитах этхера. Огонь спадает на и так уже испепеленные пустоши и на рассадники анайресов. Табак. Ты не спрашиваешь, потому что знаешь, кто является наибольшей из уже существующих угроз для Могуществ и на кого пролить огненный дождь. Я ведь не забыл. И знаешь, что здесь я ни перед чем не отступлю, поскольку это сильнее любой присяги. Мне это удастся. Не может не удаться. Я это сделаю, и не спрашивай: как. Ты же знаешь, что я умею разыгрывать такие игры. Это неправда, будто вы не искали стратегоса. Вам необходим стратегос. Стратегос — это ваш единственный шанс, холодные и безличные интрига с обманом, не основанные на могуществе твоей морфы, не запятнанные твоей морфой. Армия против армии, народ против народа, порядок против порядка. Будет достаточно, что передо мной откроется оказия. Будет достаточно, что ты спустишь меня с поводка. Так что спусти меня с поводка.

— Иди.

IV

КОРОЛЬ КРЫС

Морская битва пылала огнем большую часть ночи. В сумме, на палубах кораблей находилось двенадцать ним родов и семеро аресов — ну, и один стратегос — так что результат предвидеть мог каждый; но и чудовище было воистину огромным. Его бесстыдно распоротая туша теперь качалась на спокойных волнах океаноса, поблескивая и мерцая в чистом свете восходящего Солнца. Ихмет Зайдар, опершись на топорно вырезанный релинг, поглядывал на мертвое тело, подкуривая толстую самокрутку с гашишем. Он все еще был возбужден ночным сражением, все еще чувствовал на языке вкус дикой охоты, а в мышцах — напряжение не знающего промаха удара, энергию радостного насилия. В многократном наложении стольких смертоносных аур керос сделался острым, словно пуриническая бритва — какой-то матросик с «Эузулемы», якобы, даже истек кровью, когда, возбужденный сражением, укусил себя за щеку. Ахмет Зайдар действовал спичками с большой осторожностью. Мягкое тепло гашиша, втекло в него вместе с синеватым дымом, успокаивая нервы.

Морской змей имел больше стадиона в длину. Мертвый, бессильно качающийся на сине-зеленых волнах, он казался даже большим, чем во время битвы, ночью, когда его видели только по кускам и в корорткие промежутки времени — когда чудовище атаковало. Ихмет никогда не слышал про чудище, которое бы в одиночку напало на флот из семнадцати кораблей. Правда, никогда он не слышал и о создании Воздуха, живущем под водой — но то был какоморф настолько очевидный, что Зайдар не ожидал в его анатомии каких-либо законов и правил, какой-либо элегантности формы; наверняка и этот окажется созданием, единственным в своем роде, и никто ничего подобного никогда больше и не встретит.

Ихмет слышал как под палубой спорят моряки. Говорили о «проклятии Чернокнижника». Нимрод усмехнулся под нос. Он не знал, сколько правды могло быть в подобных предположениях — но стратегос, понятное дело, не пропустил бы подобной оказии, чтобы распустить сплетню. В конце концов, какова была вероятность того, что океаносский какоморф нападет на них именно сейчас, именно здесь, в абсолютной морской пустоши, где кросс совершенно плоский, и где собралось шестнадцать крыс величайших сил этого мира? Истинные случайности — в них поверить сложнее всего.