Иным путем. Вихри враждебные. Жаркая осень 1904 года
Шрифт:
– Как она это все выдержит, – шепнула мне Антонова. – Я подержала в руках корону, которую потом водрузили на головку девушки, так она весом не уступала стальному шлему какого-нибудь германского ландскнехта. У Машеньки даже чуть ноги не подкосились. А ведь ей еще надо будет выстоять всю церемонию венчания. Не знаю, выдержит ли? Я, на всякий случай, постою сзади нее в храме, чтобы успеть подхватить ее, если ей станет плохо.
Потом началось «торжественное шествие всей императорской семьи и царской свиты» в дворцовый храм Спаса Нерукотворного. Официально эта церемония называлась «Высочайшим выходом перед свадьбой».
По вполне понятным причинам, как я уже говорил, «всей императорской семьи» собрать не удалось.
Был приглашен на свадьбу и японский посол в Британии Гаяси. Но тот, будучи фанатичным сторонником войны с Россией и очень много сделавший для того, чтобы эта война началась, очень тяжело переживал поражение Японии и его друзей – британцев. Окончательно его доконало не допускающее двояких толкований распоряжение императора Японии непременно отправиться на свадьбу русского царя и дочери микадо. Гаяси не хотел ехать в ненавистную ему Россию, но и не мог ослушаться своего монарха. Он нашел чисто японский выход из создавшейся проблемы – совершил обряд сэппуку в садике посольства в Лондоне.
Если учесть то, что другие виновники «Злосчастной войны» уже принесли своему императору подобные «извинения», возможно, что это распоряжение о поездке в Петербург было эдаким замаскированным приказом совершить самоубийство. Чем-то вроде черного шелкового шнурка, что время от времени турецкий султан присылает своим подданным, желая их смерти.
Послом Японии в Париже был барон Итиро Мотоно, 42-летний умудренный опытом дипломат. В нашей истории он через два года станет послом в России и при его участии будут приняты несколько двусторонних договоров, которые уменьшат напряжение между Японией и Россией. А в 1916 году Мотоно должен будет занять пост министра иностранных дел Страны восходящего солнца.
Второй японский дипломат – посол в Берлине граф Иноуэ Каору был человеком пожилым, успевшим уже побывать премьер-министром Японии. Он считался близким другом нынешнего японского премьера Ито Хиробуми. В феврале этого года Каору стал членом «Генро», и из всех присутствующих на свадьбе был самым высокопоставленным и влиятельным членом японской делегации. После подписания мирного договора с Россией он спешно, через территорию САСШ, отправился в Европу и прибыл в Берлин буквально накануне бракосочетания дочери своего императора. Не отдохнув после долгой и утомительной дороги, Каору выехал в Петербург. Вместе с ним из Берлина отправился на церемонию бракосочетания и бывший, а теперь снова действующий посол Японской империи в России Курино. Похоже, что Каору имел особые полномочия, полученные от микадо, для ведения переговоров на самом высшем уровне.
И вот эти три дипломата сегодня представляли на церемонии бракосочетания страну – родину невесты, которая после венчания должна была стать законной супругой русского императора и будущей матерью наследника российского престола. Двое из них – барон Мотоно и граф Каору будут по очереди держать брачный венец над головой невесты.
Ну, а само венчание прошло по давно утвержденному ритуалу. Обручальные кольца новобрачных были заранее уложены на золотое блюдо, стоявшее в алтаре. Оттуда их вынесли духовник императорской семьи отец Иоанн Янышев и законоучитель невесты епископ Николай. Митрополит Санкт-Петербургский и Ладожский Антоний, который вел службу, передал кольца на руки молодым. Подошедшая к ним вдовствующая императрица Мария Федоровна «разменяла» кольца, и в этот самый момент орудия Петропавловской крепости начали салютовать в честь бракосочетания русского царя. Всего был сделан пятьдесят один выстрел. Как я уже говорил, во время венчания венцы над головой невесты держали по очереди ее соотечественники – дипломаты, а над головой жениха – великий князь Сергей Александрович и великий князь Константин Константинович, знаменитый поэт
После венчания все присутствующие, согласно обычаю, направились по коридорам дворца, где для создания аромата было разбрызгано несколько десятков флаконов дорогих духов. Шествие закончилось в Николаевском зале, где уже были накрыты три огромных праздничных стола на две сотни персон. Все это называлось «торжественным трехклассным обедом». Он назывался так потому, что к этому обеду допускались лишь лица, принадлежащие к первым трем классам Табели о рангах.
Там веселье продолжилось. Оно сопровождалось музыкой и выступлением певцов. В числе их были «звезды», как отечественные, так и иностранные. В честь молодых провозглашали тосты и здравицы, после которых снова и снова гремели пушки на Петропавловке.
А закончилось все большим праздничным балом. По традиции он должен был начаться полонезом, где первой парой шел император с императрицей. Но из-за того, что Михаил еще окончательно не поправился после своего ранения, а его супруга еще как следует не научилась танцевать европейские танцы, бал начали великий князь Сергей Александрович с великой княгиней Елизаветой Федоровной. Потом все танцевали и веселились до десяти часов вечера, когда подошло время молодым впервые вместе отправиться в опочивальню. Совет им да любовь.
Ну, а вдовствующая императрица Мария Федоровна, когда Михаил с Машенькой ушли, тихонько шепнула мне и Нине Викторовне Антоновой, что хотела бы переговорить с нами. Для беседы в ее покоях уже накрыт столик, где можно будет без посторонних, не обращая внимания на строгий дворцовый этикет, и обсудить важные вопросы без посторонних ушей.
25 апреля 1904 года, полдень.
Лондон, британское Адмиралтейство,
кабинет первого лорда Адмиралтейства сэра Уильяма Уолдгрейва
Присутствуют:
первый лорд Адмиралтейства сэр Уильям Уолдгрейв;
главнокомандующий в Портсмуте адмирал сэр Джон Арбетнот Фишер «Джеки»
– Послушайте, Джон, – сказал сэр Уильям, потирая шею, будто на нее уже набросили пеньковую веревку, щедро намыленную и свернутую элегантным морским узлом, – вы уже знаете, что я нахожусь в немилости у его величества. Но самое главная немилость – это немилость уличной черни, газетных писак и избранных с их помощью парламентских болтунов. Джон, поскольку вы мой самый вероятный преемник и не замешаны ни в чем том, в чем я успел измазаться с ног до головы, то я вас пригласил для важного разговора, чтобы поделиться некоторой информацией в пока еще спокойной обстановке.
Адмирал Фишер с сожалением посмотрел на первого лорда Адмиралтейства, который, как ему показалось, разом постарел сразу на двадцать лет, и сказал:
– Я внимательно слушаю вас, сэр Уильям.
– Джон, – тяжело вздохнул Уильям Уолдгрейв, – в сложившихся условиях я прошу вас отказаться от своей идеи по тотальному переводу королевского флота на жидкое топливо. Сейчас, когда своими руками мы сделали Россию нашим смертельным врагом и усилили ее победой над Японией, а потом еще и толкнули в немецкие объятья, мы можем в один момент потерять контроль над персидскими нефтяными концессиями, которых вы, Джон, так долго и упорно добивались. Вы ведь знаете, что русские значительно усилили свой Туркестанский корпус, и, как нам удалось узнать, они хотят направить его не в поход на Индию, а на юг Персии, чтобы лишить Британию так необходимой ей нефти. Тем более что север Персии у них уже давно под полным контролем. Не всё в этом мире, друг мой, решается линейным сражением броненосцев. В глубине Евразийского континента мы пока не можем быть соперниками сухопутным полчищам русских. Россия, в силу своей огромной территории, обладает, наверное, всеми нужными для ее развития ресурсами.