Инжектором втиснутые сны
Шрифт:
— Да, так и было.
Я почти осушил свой стаканчик «Таб» — нервничал. В банке было еще, я налил себе и слегка смущаясь, пересказал то, что недавно услышал от Гейл Спайви, добавив, что узнал об этом совсем недавно. Пока я говорил, миссис Рэмптон поднялась, подошла к сдвижной стеклянной двери и поглядела на убогий задний дворик. На ней были облегающие слаксы и блузка, подчеркивающие фигуру. И когда она обернулась и поглядела на меня, яркий свет из-за спины скрыл черты лица, и она более, чем обычно, напомнила мне Черил — стоящую у окна моей комнаты в похожий день. На миг я выпал из реальности, представив
— Наверное, сердцем я всегда знала, что она мертва, — наконец заговорила она. — Я пыталась убедить себя, что она просто сбежала из дому. Господь свидетель, у нее были для этого причины. Я была совершенно отвратной матерью.
Я мысленно увидел сцену двадцатилетней давности, лета шестьдесят четвертого, когда я зациклился на одном-единственном объяснении тому, куда Черил могла уехать — потому что оно казалось самым правдоподобным.
На закате я въезжаю на стоянку для трейлеров в пустынном районе Аризоны и выясняю, где живет отец Черил. Припарковываю машину и подхожу к неприметному алюминиевому трейлеру, сердце гулко колотится. Едва не вздрагиваю, увидев пару брючек-капри цвета морской волны, висящих на подвязанной сзади веревке. Подхожу к двери-ширме, в крови бушует адреналин, наконец-то я нашел ее. Она приехала сюда, к отцу, как и говорила тогда: «если дела будут совсем плохи». Стучу в дверь.
Открывает пожилая женщина с увядшим лицом:
— Да?
— Здесь живут Хортоны?
Она в нерешительности:
— Вообще-то наша фамилия сейчас Брайер. Вы спрашиваете моего покойного мужа. Он умер некоторое время назад.
Ошарашенный, я объясняю, что вообще-то я ищу дочь покойного мистера Хортона, Черил.
— Знаете, по-моему, последний раз я ее видела на похоронах ее отца. Лет шесть назад.
Возвращаясь к своей машине, я еще раз бросаю взгляд на брючки-капри. Они на полную девушку.
И мчусь через Долину Монументов со слезами на глазах, думая: «Да, она ушла к отцу, все так, на его здоровенное гребаное ранчо в небесах».
Голос миссис Рэмптон вернул меня в настоящее.
— Да, было тяжко, когда они нашли останки, — сказала она. — Я больше не могла притворяться. Это было что-то вроде затянувшейся скорби.
Я заставил себя выждать секунду, и лишь потом спросить:
— А удалось определить, как она умерла?
— Да, — она ушла на кухню. Через стойку мне было видно, как она открывает холодильник. — Ее изнасиловали. Каким-то инструментом. Хочешь еще «Таб»? Нет? Как насчет головки сыру и «чили кон карне»? [357]
357
Chili con carne — мясо с фасолью, соусом «чили» и специями.
Я был так напряжен, что едва не рассмеялся.
— Нет, спасибо, — ответил я.
— Ты уверен?
Я поднялся и прошел на кухню:
— Как удалось выяснить, что ее изнасиловали?
— Неподалеку нашли электрический фонарь. Тазовые кости были каким-то определенным образом сломаны. Думаю, они знают свое дело и умеют
— Простите, что расспрашиваю вас об этом.
— Еще у меня есть «Фреска»…
— Спасибо, не надо.
— Ты ведь любил ее, да? — наконец, она посмотрела на меня.
— Да. Любил.
Она закрыла холодильник:
— Это не было так уж умно. Не такой уж хорошей она была, — и женщина расплакалась. Был момент, когда я мог бы обнять ее за плечи, но не сделал этого.
— А откуда такая уверенность, что это была именно Черил?
— Там нашли ее цепочку, — ответила она, и я решил, что она говорит о ножном браслетике. — Ту маленькую серебряную цепочку, которую она всегда носила.
Она оторвала бумажное полотенце от рулона и вытерла щеки.
Ну что ж, решил я, джентльмену пора отсюда. Но ее слезы разозлили меня. Я увидел в них какую-то увертку.
— А как вы думаете, кто это сделал?
— Не знаю.
— Но есть же у вас хоть какие-то предположения?
Она покачала головой:
— Ты сам знаешь, какая она была. Это мог оказаться кто угодно.
— А что говорит полиция?
— Им наплевать. Все случилось двадцать лет назад, — она подняла на меня красные от слез глаза. — И хочешь знать кое-что еще? Мне тоже наплевать. Не сейчас. Не могу себе позволить. Моя дочь умерла давным-давно. Мне надо жить сейчас.
— Вот уж не верю, что вы не хотели бы, чтоб совершилось правосудие, — говоря это, я чувствовал себя резким и упертым, как Чарльз Бронсон в каком-то халтурном фильме о мстителях.
— Уверена, кто бы это ни сделал, он уже заплатил за это. Мне приходится верить в это.
Мое сердце тяжело билось, я все еще был зол, но на самом деле не на нее.
— Знаете, мне очень жаль, что я вас так расстроил, — и я двинулся к дверям.
— Ты должен понять, — сказала она, — мне приходится жить рядом с этими людьми последние двадцать лет.
— С какими людьми?
— С парнями, — она ответила так, будто говорила о каком-то неформальном клубе.
— Какими еще парнями?
— Сам знаешь, — на меня она не смотрела. — С теми самыми, которые, возможно, были вместе с ней в ту ночь на пляже.
— Кто?!
Внезапно она обрушилась на меня:
— Ты в ответе за то, что случилось с ней, не меньше, чем любой другой! Если уж собрался тыкать в кого-то пальцем, не забудь себя.
— Чушь собачья, — однако меня всего трясло.
— А ты думаешь, я не знаю, что тогда случилось? Как ты думаешь, почему она позволила себе залететь? Да потому что была уверена, что это ее единственная возможность заставить тебя на ней жениться. А ты все равно от нее отказался. Она была недостаточно хороша для тебя, да? Ты ведь мог бы спасти ее…
— Да бред это! Я ведь предлагал ей помочь…
— Помочь? Что значит «помочь»? Аборт сделать? Она не хотела делать аборт! Она любила тебя! Она хотела всю оставшуюся жизнь прожить вместе с тобой!
Ее гладкое лицо покраснело от ярости. На мой взгляд, она была должна мне еще одно извинение.
— Вы могли узнать, о чем мы говорили в то утро, только одним путем, — спокойно сказал я. — Она приходила сюда днем, после того, как мы расстались, — по ее лицу я понял, что так оно и было. — Она вернулась домой, сказала вам, что беременна, и вы вышвырнули ее вон.