Инженер и Постапокалипсис
Шрифт:
Он остановился как вкопанный, смотря испуганным и одновременно недоуменным взглядом на меня, словно не веря своим глазам, а затем в страхе попятился. Некоторое время просто пялился на него, а затем меня с головой накрыла волна неконтролируемой ярости, граничащей с кровавым помешательством — бросился на решетку, как дикий зверь, лишь с одним желанием — достать этого гнусного ублюдка и заставить его ответить за свои поступки.
— Ты грязный подонок! — в гневе выпалил, колотя по металлу кулаками, в то время как священнослужитель отпрянул еще дальше, еле справляясь со
Тот прижался к стене, испуганно озираясь по сторонам и, по-видимому, решая, в какую сторону бежать.
— Что, не оставил свою затею?! — бешено прокричал, прижимаясь к решетке. — Не получилось сжечь, так ты решил меня утопить?! Дождался, пока спущусь на самый нижний уровень, и пустил вниз всю воду из системы в надежде, что захлебнусь там?! — отступил назад и, не оборачиваясь, указал рукой на Эндрю. — А он какого хрена погибать должен?! Он чем виноват перед тобой, ты больной ублюдок?! Какого хрена ты решаешь, кому жить, а кому — нет?!
Проклятый фанатичный выродок не выдержал нервного напряжения и кинулся бежать прочь по темному туннелю, так ничего и не ответив на мои обвинения. Этот его трусливый побег разозлил меня еще сильнее, доведя буквально до крайней степени бешенства. Ударил обоими кулаками по решетке:
— Только исподтишка в спину бить можешь?! Не хватает смелости выйти ко мне и разобраться со мной по-мужски?! — он окончательно скрылся из виду, и даже свет от его фонаря погас. — Мерзавец! Трус!
Можно было и не пытаться достать его сейчас. Прислонился лбом к решетке, переводя дыхание уже от своего гневного крика.
Разве мог когда-то вообще представить, что этот, на первый взгляд, тихий и безобидный пациент окажется способен на такое хладнокровное и расчетливое убийство? Ведь столько раз оставался с ним наедине, разговаривал с ним на самые различные темы, даже хвалил его за то, что он не бросает в трудные минуты своих собратьев по несчастью. А он дважды чуть не убил меня и из-за чего!
В полном опустошении повернулся к Эндрю, который уже к тому времени сидел на полу, прижав колени к телу и смотря на меня: от меня не укрылся тот факт, что смотрел он с некой долей страха и недоверия по отношению ко мне — его вполне могли насторожить и даже напугать мои яростные крики. Никогда не вел себя при пациентах подобным образом, как бы тяжело и невыносимо мне ни было — такое поведение в присутствии психически больных людей стало бы верхом непрофессионализма, даже халатного попустительства — но в последнее время от ужаса всего пережитого стал срываться слишком часто. Да и как иначе можно было реагировать на то, что человек, кем бы он ни был, уже два раза пытался меня убить? Лишить самого ценного и сокровенного, того, что вправе отнять у нас только бог, если он вообще существует.
— Это он, — упавшим голосом протянул, — он пустил воду в туннель, — покачал головой: мне было непросто принять этот факт, — никогда не думал, что он способен на такие вещи.
Обхватил грязную, мокрую голову руками и потер глаза.
— Ему позволяли
Слова застряли у меня в горле, и опять смахнул побежавшую по щеке слезу нервного напряжения. Стало очень стыдно перед Эндрю за то, что он видит меня в таком состоянии: нет, не потому что боялся потерять авторитет в его глазах, а просто за то, что своими предательскими слезами еще сильнее вгонял его в отчаяние, вместо того, чтобы поддерживать всеми силами. Ему было тяжелее, чем мне, намного тяжелее.
— Ты прости меня, — неуверенно проговорил, подходя к нему и пытаясь взять себя в руки, — тоже не железный. Давай, поднимайся. Пойдем потихоньку, не спеша. Куда-нибудь да выйдем.
— Это бессмысленно все. Смерть неизбежна в любом случае, здесь или там, — опуская голову вниз, протянул Эндрю.
— Мы должны, Эндрю, понимаешь, должны… — измученно отозвался, — мы действительно погибнем, если не будем ничего делать для своего спасения, тебе говорил уже… Прошу тебя, возьми себя сейчас в руки и успокойся.
Посмотрел вдаль, и тут мой взгляд невольно упал на металлическую лестницу, ведущую наверх, которую вначале не увидел из-за частично скрывавшей ее цистерны с водой. Мое внимание привлекла даже не сама лестница, а прикрепленная рядом с ней выцветшая табличка желтоватого цвета, на которой было что-то написано. Спешно обогнув цистерну, подбежал ближе и уставился на потертые буквы. Надпись на табличке гласила:
«Женское отделение»…
— Иди сюда, Эндрю. Ты меня слышишь, иди сюда! — подозвал своего спутника, особо не надеясь, что он подойдет, но спустя несколько секунд краем глаза заметил его обожженное лицо рядом с собой. — Смотри. Женское отделение. Даже не знал, что в есть такое отделение, хотя… хотя это логично на самом деле: если есть мужское, следовательно, должно быть и женское. Странно, что проработал в клинике два с половиной месяца и даже ни разу не слышал об этом месте, даже не знаю, кто там администратор. Но…
Задумавшись, в измождении подняв глаза наверх, разглядывая подъем. Уже давно понял, мое решение спуститься в канализацию для того, чтобы выбраться через слив сточных вод, было не просто неверным, но и бездумным: сеть этих ходов была невероятно запутанной и не практичной. Уже давно потерял ориентацию в этом лабиринте, единственным, что еще как-то укладывалось в моей голове, было понимание того, что в данный момент мы находились на третьем уровне под землей. К сожалению, ошибся и в том, насколько безопасным было это место. Теперь было уже ясно, отсюда мы точно не выберемся на улицу — реальность заключалась в том, что достоверно знал только об одном выходе из клиники, и выход этот был расположен в административном блоке.