Инженер Петра Великого
Шрифт:
Это была настоящая война. Жестокая, хаотичная, страшная.
Я видел и героизм — как солдаты под огнем продолжали заряжать и наводить свои неуклюжие мортиры, как капитан Синицын спокойно командовал, не обращая внимания на свистящие рядом ядра. Видел и страх — как бледнели рожи, как кто-то пытался зарыться поглубже в землю. Видел и страшные раны, и смерть.
Это было мое боевое крещение. Новое. Не как инженера со стороны, а как человека, оказавшегося в самой мясорубке. Все мои знания и «хитрости» обретут настоящий смысл только тогда, когда они помогут вот этим мужикам, солдатам и офицерам, выжить и победить в этой страшной войне. А для этого
Проведя несколько дней на осадной батарее у Синицына, я попросил его отпустить меня поближе к передовой, где стояли полевые пушки и пехота. Надо было увидеть не только как палят из тяжелых мортир, но и как воюют обычные полевые пушки, и главное — как стреляют из ружей солдаты в реальном бою. Синицын отпустил меня без проблем — толку от меня на батарее было ноль, а лишний рот ему кормить было ни к чему.
С рекомендательным письмом от Орлова (он и об этом позаботился) я поперся в расположение одного из пехотных полков, который держал оборону на фланге. Меня принял полковник — тертый вояка со шрамом через всю щеку. Выслушал, прочитал письмо Орлова про мои «таланты» и отправил меня к ротному командиру, капитану Нефедову, чья рота стояла на самом передке.
— Поглядишь там, фельдфебель, как наши орлы воюют, — сказал полковник без особой веры в голосе. — Может, и правда чего дельного присоветуешь. Только под пули не лезь зря, голова у тебя одна, а война долгая.
Ротный Нефедов, молодой, но уже с задолбанными глазами офицер, встретил меня настороженно.
— Опять из столицы… Смотреть прислали… — пробурчал он. — Ладно, гляди. Только под ногами не мешайся.
Впереди — позиции шведов. Между нами — перепаханное ядрами поле, всё в небольших воронках и каком-то хламе. Постоянно шла перестрелка — то тут, то там бахнет ружье, пули свистят. Иногда начинали бухать полевые пушки, обстреливая врага.
Вот тут-то я и увидел во всей красе, как работает пехотное оружие в бою. И зрелище подтвердило все мои худшие догадки.
Стрельба была просто хаотичной и почти бесполезной. Целились абы как, навскидку. После выстрела начиналась долгая и нудная процедура перезарядки. Солдаты коряво орудовали шомполами, сыпали порох на полку, пытаясь сделать это быстрее, но под свист пуль руки дрожали, движения были скованными.
А осечки! Мать честная, сколько было осечек! То кремень искру не даст, то порох на полке отсырел (погода стояла мерзкая). Я видел, как солдаты матерятся, теряя драгоценные секунды, пока их товарищи стреляют. Каждая третья, если не вторая, попытка выстрелить — пшик. Неудивительно, что штык по-прежнему был главным аргументом пехоты.
Я ходил по позиции, трепался с солдатами, с унтерами. Спрашивал про их ружья, что не так. Ответы у всех были примерно одинаковые: бьет криво, заряжать долго, осечки достали, пружины ломаются. Некоторые показывали свои фузеи — стволы раздутые, замки раздолбанные, ложа треснутые. Оружие было в ужасном состоянии, чинить его было некому и нечем. Полковые оружейники, если они вообще были, не справлялись.
Смотрел я и как работают полевые артиллеристы. Несколько легких 3-фунтовых пушек стояли за траншеями и лупили по шведам. Тут порядка было чуть больше, расчеты работали слаженнее, но проблемы были те же. Точность — никакая. Ядра ложились то дальше, то ближе цели. Иногда и стволы рвались, хоть и реже, чем у тяжелых осадных. Я подошел к одной батарее, разговорился с командиром — молодым подпоручиком.
— Вот гляди, фельдфебель, — он показал на кучу ядер, — половина кривые! Как из такого точно стрелять? А порох? То сырой привезут, то слабый. Заряд по уставу отмеришь — не долетит. Добавишь — смотришь, как бы ствол не порвало. Вот и воюй тут…
Но самое сильное впечатление на меня произвел один бой во время шведской вылазки. Как-то под утро, в тумане, шведы внезапно атаковали. Из их позиций выскочила стройная линия солдат в мундирах и строем двинулась к нашим траншеям.
Начался кипеш. Наши, застигнутые врасплох, открыли беспорядочный огонь. Треск ружей смешался с криками «Ура!» и «Гот мит унс!». Я видел, как шведы падают. Наши пытались перезарядиться, но в спешке и под огнем получалось хреново. Осечка за осечкой.
— Штыки к бою! — заорал капитан Нефедов. — Держать строй! Не пущать!
Шведы уже были у самых траншей. Завязалась рукопашная. Штыки, приклады, сабли офицеров. Кровь, хрипы, мат. Страшное зрелище. Наши дрались отчаянно, шведов было больше, они перли напролом. Вот один шведский гренадер уже на бруствер вскочил, тесаком машет… Вот другой в траншею лезет…
В этот момент я стоял у батареи Нефедова. В руках у меня была та самая фузея, которую мне выдали «для изучения». Я ее почистил, привел в порядок замок, даже огниво свое поставил. Зарядил еще с вечера, на всякий пожарный, как чуствовал. И вот этот случай настал.
Не думая, я вскинул ружье. Поймал на мушку (если это можно было назвать мушкой) того гренадера на бруствере. Выстрелил. Отдача в плечо. Гренадер как-то нелепо замахал руками и свалился вперед. Есть! Перезарядиться я, конечно, не успел бы. Но рядом стоял солдат, который безуспешно щелкал своим замком.
— Дай сюда! — крикнул я, выхватывая у него фузею. Быстро глянул на полку — порох есть. Взвел курок. Выстрелил в другого шведа, который пытался прорваться.
Опять попал! Еще и оружие не подвело.
Ха! Новичкам везет!
Противник пошатнулся и упал.
Тут подошли наши резервы, ударили шведам во фланг. Атака захлебнулась. Шведы, теряя людей, стали отходить к своим. Бой закончился так же внезапно, как и начался.
Я держал дымящуюся фузею, сердце колотилось как сумасшедшее. Два выстрела — два трупа. Конечно, стрелял почти в упор. Но главное — оба раза замок сработал! А сколько наших в этот момент не смогли выстрелить из-за осечки?
Этот короткий, но жестокий бой наглядно показал мне все косяки местного оружия. Кривое, медленное, ненадежное… Всё это стоило солдатских жизней. И я еще раз убедился — моя работа здесь, на фронте, и там, на заводе, была очень нужна. Надо было дать солдату оружие, на которое он мог положиться, которое било бы точно и стреляло без осечек. Это была задача поважнее любых станков.
Тот бой во время шведской вылазки, был коротким и стрёмным, но имел для меня и неожиданные плюсы. Мои два удачных выстрела в самый нужный момент не остались незамеченными. Солдаты из роты Нефедова, которые видели, как я уложил двух шведов, стали смотреть на меня с уважением. А капитан Нефедов, который сначала отнесся ко мне прохладно, как к очередному «штабному умнику», теперь сам подошел ко мне после боя.
— Ловко ты их, Смирнов! — сказал он, вытирая пот со лба. — Прямо как заправский гренадер! Не ожидал от тебя, честно скажу. И ружье твое, гляжу, не подвело. А у моих — половина осечки дала… Беда с этими замками, просто беда!