Инженер Петра Великого
Шрифт:
Но как они могли проникнуть? Охрана, замок на сундуке… Хотя… Замок амбарный, при желании вскрыть можно. Охрана? Солдаты есть солдаты, могли и задремать на посту, или за взятку глаза закрыть. Вариантов было много, и все — один хуже другого.
Главный вопрос — зачем понадобилась именно эта тетрадка? Чертежи станков были бы куда ценнее для шпионов. Планы перестройки завода — для конкурентов или саботажников. А фронтовые заметки? Что в них такого? Мои размышления о тактике? Идеи по гранатам и картечи? Да, это были вещи важные, но пока еще сырые, на уровне идей и эскизов. Кому они могли понадобиться
Может, дело не в самих записях, а в том, чтобы просто лишить меня важной информации, затормозить работу над новыми боеприпасами? Или там было что-то еще? Что-то, чего я сам не осознавал? Какая-то деталь, фраза, цифра, которая могла меня скомпрометировать? Я лихорадочно пытался вспомнить, что именно я там писал. Вроде бы ничего крамольного. Но кто знает, как это могут повернуть?
Стало не по себе. Ощущение безопасности, которое появилось после царского визита, улетучилось без следа. Я снова почувствовал себя мишенью. Кто-то снова вел против меня игру — тихую, подлую, непонятную.
Что делать? Поднять шум? Бежать к Орлову, к Брюсу? Но с чем? Сказать, что у меня пропала тетрадка с заметками? Засмеют. Скажут — сам потерял, растяпа. Доказательств кражи у меня не было никаких.
Нет, шуметь было нельзя. Надо было действовать тихо.
Во-первых, усилить меры предосторожности. Я перерыл все свои оставшиеся бумаги, самые важные чертежи по станку и композитному стволу перепрятал в другое, более надежное место, о котором знал только я. Велел своим пацанам и охране быть еще бдительнее, никого постороннего в мастерскую не пускать ни под каким предлогом без моего личного разрешения или приказа Орлова. Замок на сундуке сменил на более хитрый, который мне помог достать один знакомый немец-слесарь.
Во-вторых, надо было наблюдать. Внимательно смотреть за всеми, кто крутится вокруг моей мастерской, кто задает лишние вопросы, кто ведет себя подозрительно. Может, кто-то проговорится, проколется на какой-нибудь мелочи.
Активно искать пропажу или начинать расследование я пока не мог. Не было зацепок. Не было доказательств.
Дни шли за днями. Пропавшая тетрадка так и не нашлась.
Но интуиция, та самая чуйка, которая не раз спасала мою шкуру еще в прошлой жизни, твердила — не расслабляйся, Волков, ой, то есть Смирнов, что-то готовится.
В тот день я с самого утра возился с задней бабкой сверлильного станка — механизм подачи сверла никак не хотел работать плавно, заедало где-то в винтовой паре. Иван с Семеном пыхтели рядом, пытаясь подогнать чугунную гайку. Работа была муторная, требовала внимания и точности. Я так углубился в процесс, что и не заметил, как время к обеду подошло. Мои ученики ушли в казарму за своей порцией баланды, старики-мастера тоже разбрелись кто куда. Я остался в мастерской один со слесарями, решил доделать этот узел до конца, пока мысль свежая.
И тут дверь моей мастерской распахнулась. Да так резко, с грохотом. Я поднял голову, ожидая увидеть Орлова или, может, кого из конторы Шлаттера. Но на пороге стояли совсем другие люди.
Впереди — незнакомый офицер. Форма не артиллерийская, и не охтинской охраны. Скорее, гвардейская какая-то, темно-зеленая, с серебряным шитьем. Лицо молодое, но злое, глаза холодные,
Это точно не по мою душу? Может, ищут кого?
— Фельдфебель Петр Смирнов здесь находится? — голос у офицера был неприятный, с какой-то столичной картавинкой.
— Я Смирнов, — ответил я, выпрямляясь и пытаясь понять, что происходит. Иван с Семеном тоже замерли у верстака, вытаращив глаза. — А в чем дело, господин… э-э… офицер?
— Именем Его Величества! — зычно провозгласил офицер, вытаскивая из-за обшлага сложенную вдвое бумагу с печатью. Он развернул ее и начал читать ледяным, бездушным голосом: — Артиллерийского ведомства фельдфебель Петр Смирнов, он же… — тут он сделал паузу, сверяясь с бумагой, и с какой-то брезгливостью произнес, — … бывший тульского завода подмастерье Петрушка… Арестовывается по подозрению в государственной измене и тайной передаче неприятелю, а именно королю шведскому Карлу, секретных сведений о новых способах литья пушек, устройстве хитроумных машин и прочих военных тайнах, оные сведения получив обманным путем, войдя в доверие к начальствующим лицам! Предписано доставить арестованного Смирнова в казематы Преображенского приказа для дознания и суда!
Чего? Государственная измена?! Передача секретов шведам?! Преображенский приказ?! Это была полная, абсолютная дичь! Я не верил своим ушам. Какой шпионаж? Какие секреты? Да я только начал тут что-то делать! Бред какой-то!
— Позвольте, господин офицер! — я шагнул вперед. — Это какая-то ошибка! Недоразумение! Я честно служу Государю! Сам граф Брюс мне поручил… Сам Его Величество…
— Молчать! — рявкнул офицер. — Разговоры в казематах разговаривать будешь! Взять его!
Солдаты шагнули ко мне. Они явно привыкли выполнять приказы, не рассуждая.
— Да вы что! Одумайтесь! — крикнул я, отступая к верстаку. — Пошлите к графу Брюсу! Или к поручику Орлову!
— Никто никуда посылать не будет! — отрезал офицер. — Приказ ясен. Сопротивление окажешь — силой возьмем! Ну!
Двое бугаев сграбастали меня за руки. Хватка у них была железная, я и рыпнуться не успел. Грубо заломили руки за спину.
— Пусти! Сволочи! Это подстава! — закричал я, пытаясь вырваться, но куда там против этих бугаев.
Иван и Семен боялись пошевелиться.
Меня поволокли к выходу. Я еще пытался что-то кричать, взывать к справедливости, упоминал Царя, Брюса, Шереметева… Бесполезно. Офицер шел впереди с невозмутимым видом, солдаты тащили меня, как мешок.
И в тот момент, когда меня выволакивали из мастерской во двор, я увидел Лыкова. Он стоял у стены конторы, типа случайно мимо проходил. И на его хитрой лисьей морде играла неприкрытая, злорадная ухмылка. Он смотрел, как меня уводят, и в глазах его светилось торжество.
Вот оно! Вот кто! Эта гнида! Он или те, кто за ним стоял! Они все-таки нашли способ меня убрать! Не чугуниной, не шпионами, так подлым обвинением в измене! И теперь меня тащат в Преображенский приказ — самое страшное место в России, откуда мало кто возвращался живым, а если и возвращался, то калекой.