Иоанн III, собиратель земли Русской

Кукольник Нестор Васильевич

— Великолепный Иоанн, он понимает, Палеологу нельзя ходить в веницейской хламиде или в охабне.

— Высокой супруге твоей яхонтовое ожерелье.

— Да из чего он женитьбе моей так обрадовался? Не перед добром так расщедрился…

— Сукна и шелковые ткани, парчи.

— Этого добра и своего довольно, да все же спасибо; можно перевести на деньгу — на Москве охотники найдутся.

— Бочку вина старого.

— Выпью один за его здоровье! Этого добра таскать с собою не стану. Я изумлен его щедростью, но все не могу

понять, чему он так обрадовался? Видно, назло Софье; мне все равно, дары я принимаю с великою благодарностью и еду жить к королю Матвею…

— И для того посылает тебе шесть походных коней с полным прибором…

— В переводе это значит любезный Андрей, можешь хоть сейчас убираться. Что же ты, Зоя, опять тут? Положим, что остальной товар, что в подвалах, не важен, что эти подарки в десять крат ценнее тех товаров; за подарки спасибо, но зачем же и тем добром брезгать? Да и как знать: вдруг из разного хлама ларец с казною может вынырнуть.

— Я хотела сказать, что после сегодняшней страшной ночи мы не можем из Москвы так скоро выехать… Надо сшить то, другое…

— Вздор! Можем! Можем! Лишь бы монета была: за пять денег в час одна игла три сорочки сошьет. Монета-волшебница… Зоюшка, ради бога, не отходи от окна… Ну, послы великие, первые на свете послы: чем же мне вас принять и угостить?..

— Спасибо, ничего не надо! Мы спешим к Успению, крест целовать на государеву службу, и завтра же в путь…

— Ты едешь? — вскрикнула Зоя и, опомнясь, отвернулась лицом к окошку… Палеолог был слишком доволен, чтобы обратить особенное внимание на это восклицание; он сделал князю тот же вопрос.

— В Крым послами едем, — отвечал Вася.

— Ах, черт возьми, какой знатный случай: при посольстве всегда есть ратные люди, а так один поедешь — страха наберешься. В Литве вольница — по дорогам шалят; немцы и так на меня злы — тем путем также опасно. А вы как поедете?

— Мы поедем сухопутьем до Украины, то есть до Дона, а там на судах, водою до самого Крыма…

— Ах ты Господи, досадно упустить такой важный случай. Да нельзя ли вам обождать дня три-четыре?

— Завтра, чуть свет указано.

— Мы собраться не успеем…

— Отчего не успеем? — перебила Зоя, подбежав к Андрею.

— Да ведь ты же говорила, что надо шить то, другое.

— Да ведь ты же сказал, что можно купить готовое…

— То-то же и есть!

— Уж я берусь за это; все будет: и прислугу найду, и подводы найму…

— А когда же я успею товары продать, не стану же я таскать их с собою?

— Ах, Господи! — подхватила Зоя. — Товары можно спрятать у Ласкира; боярин честностью своею знаменитый, он продаст их не спеша с барышом большим, а деньги перешлет с посольством каким. К Матвею что год — послы ездят…

— А? Какова? Право, мужской разум!.. Все уладила, устроила: богатырь — не жена… Одно меня беспокоит: когда же я успею бочку старого вина выпить?..

— Послушай,

Андрей, ведь надо же тебе с твоими греками проститься; теперь еще рано, до вечерни я все исправлю: повозки и у соседа есть продажные, мне помогут; уложу все, а последний пир на наши деньги может Рало сделать.

— Палатный разум! Истинно ты в десять раз умнее Патрикеева!

— Но что же теперь мне делать…

— Тебе? Ты ступай простись с царем и сестрою и приходи к Ласкиру, при мне оставь Рало и еще кого-нибудь, для посылок…

— Позволь, Андрей Фомич, — сказал Никитин, весьма довольный тем, что Палеолог решается ехать, — нам, послам, дадут и царские повозки, и царских лошадей, так мои мне не нужны; да и всех людей моих я к тебе пришлю, они с товаром разумеют обходиться и укладку знают, а мой товар я также отдал на сохранение знакомцу; так если ты с ними сойдешься, они люди вольные, купеческие, могут тебя проводить до самого короля Матвея; там ты их наградишь и отпустишь, а они хорошего чешского, и ляшского, да угрского товара искупят и с послами или с купеческим обозом на Москву воротятся.

— Само небо за нас, Зоя! Все идет как в сказке. Допустят ли только теперь к Иоанну?..

— Теперь самое лучшее время, как мне сказывали: он в садах гулять изволит и допускает к себе тех, которые не для дела, а для беседы приходят. Это его отдых…

— Так в Кремль! Кстати, лошади свои походные есть… Простите, послы любезные, что я без чинов с вами; тут у меня и сени, и гридня, и палата, и опочивальня; надену же я обновку, лунскую однорядку, экое богатство — чудо; и нож есть — прелесть; плащ моего друга Меотаки, спасибо, уцелел в подвалах; шапка плоховата, да ведь мы на походе… Ну, прощайте, дорогие попутчики! Ввечеру на пир будете?

— Не знаю; если успеем!

— Пустяки! Непременно; так уже и распоряжайся, чтобы отпировать, да и в путь чуть свет; так до свидания! Смотрите же, приезжайте, да пораньше.

Палеолог поцеловал Зою и сказал:

— Смотри, душа моя, растащат! Правда, там меньшой Рало, а тут старший, да все присматривай! Товар, который остался, надо описать.

— Ох какой ты скучный! Поезжай только, я все сделаю; недаром я училась порядку у Меотаки, а ты, пожалуй, еще опоздаешь проститься, тогда и нельзя будет с посольством уехать.

— Твоя правда, ну так прощай же, дай еще разок поцелую. До вечера, послы мои дорогие…

И Андрей с живостью юноши шел на крыльцо; все греки бросились поздравлять его, тем с большею охотою, что в царских подарках видели доказательство милостивого расположения Иоанна к их царевичу.

— Благодарю, благодарю! — говорил он скоро. — Некогда. Спешу к брату! Зовет! Ввечеру милости просим на пир к Рало, другу моему. Зовите всех наших, кто меня любит. Вот она, вот эта славная бочка вина, ввечеру она будет — ваша! Я привык делиться радостью с моими любезными детьми.