Иоанниты
Шрифт:
– Я имел в виду теоретическую модель. Прошу не путать, я так и сказал в письме, – как истинный учёный, Сенав плюёт на регалии собеседника. – Но в ней могут быть ошибки, недочёты, опять же, я не специалист. И оборудования для эмпирической проверки на Альбионе нет.
Какое-то время неизвестный обдумывал услышанное.
– Месье Монарх должен понимать, – вступился за профессора, а заодно и за всех в убежище Чили. – Мы можем предложить всё наше рвение, но его банально недостаточно.
– Я понимаю, и я ни в коем случае
– Мне кажется, Вам лучше обратиться к Андре Ремапу – продолжил размышлять профессор Мак Абель. – Сегодня это ведущий специалист по электродинамике, думаю, если кто и может найти решение проблемы, то это он.
– Думаю, мне не составит труда договориться с профессором Ремапом. Он ведь живёт в Эльзасе?
– Отнюдь, он сторониться суеты Эльзаса, предпочитает Фанек. Вот, здесь все мои записи, он должен разобраться, понять, в чём ошибка. Надеюсь, он даже сможет провести нужные эксперименты и получить удовлетворительные результаты.
– Благодарю, профессор Мак Абель. Не думал, что Вы так легко передадите свои наработки другому.
– Когда речь идёт о таком открытии, жадничать не стоит. Пока потенциал электродинамики раскрыт лишь в запирающих устройствах экзорцистов. Я, как и Вы, месье Монарх, очень заинтересован в исследованиях в этой области.
– Несомненно. Что ж, рад, что визит получился благотворным. Теперь мне пора. Как только появятся новости, я сразу же отправлю письмо. Ещё раз благодарю вас, джентльмены.
Голос я так и не узнал: проклятые стены достаточно его исказили.
Голова набухает, как воспалённый рубец, я получаю редкую возможность ощутить себя, как захмелевший работяга. Ноги немного подкашиваются, а во рту отчего-то появляется дурной привкус.
Я спотыкаюсь, бывает, даже падаю на колени. Несколько раз приходилось прятаться от патрульных жандармов.
Не думал, что накатывает так скоро.
Так я добрался до Собора Святого Бруно. По пути приходилось и забывать, куда шёл. Мысли путаются.
Готическая громада с кучей узких шпилей. С фасада здание напоминает довольно чёткий треугольник, усыпанный мириадами окон с витражами. По бокам собор расставил стрельчатые арки, как ножки гигантского насекомого, каждая увенчана ажурной башенкой. Сооружение пестрит мелкими деталями, пилястры и карнизы, всё с нечеловеческой тщательностью выделано мелкими узорами.
Большая площадь перед собором пуста. От главного входа до разлапистого фонтана на самом наконечнике Божьей Иглы не меньше четверти мили ровной брусчатки. Ухабистый булыжник Альбиона хлопает глазами и недоумевает.
Ни души, по крайней мере, моему не зоркому глазу и расхлябанному вниманию не удаётся различить в уличной полутьме людей.
В соборе ещё горят огни, не смотря на позднее время.
Я вижу высокий треугольник церкви, затем следует провал
Совладав с непослушными ногами, добираюсь до тёмного прямоугольника чёрного хода. Изо рта вырывается тяжёлый хрип, я мотаю головой, гася его. Теперь пора и постучаться.
Дверь сделана из непонятного сорта древесины – показалось, что постучал я беззвучно. Или это уже галлюцинации? Пока я зазря прочищал уши, на пороге появился с подозрением смотрящий на меня священник. На его толстом лице играют густые тени от канделябра, что в его правой руке.
При первой попытке заговорить, я не могу и слова из себя выдавить.
Это кажется святому отцу совсем странным:
– Что с тобой, сын мой?
– Я – иоаннит, – наконец-то выжимаю я из себя пару слов.
Вот уже узор на моей руке светится в доказательство.
– О, да, разумеется, входите.
Священник уступает мне дорогу, но мне требуется слишком много времени, чтобы втиснуться в помещение. Дверь за спиной закрывается, меня берут под руку и помогают идти.
Ведут тёмными коридорами, я почти не разбираю дорогу.
– С Вами всё в порядке? Вы плохо выглядите, – суетится справа от меня священник.
– Нет, поэтому я здесь… – с трудом выцеживаю я.
– Но что случилось? Я могу как-то помочь?
– Да, помогите… отведите меня к хранилищам. Мне нужно найти одну вещь.
– Всё что угодно. Давайте поторопимся.
Что происходило дальше, я помню довольно смутно. Помню серые стены собора, пустые и безликие, как в какой-нибудь тюрьме. Закопчённые потолки, муть застилает глаза, я чувствую, как холодный пот катится по лбу.
Я вспоминаю полёт… Я нахожусь где-то высоко в воздухе, холод обдувает меня, хлещет бессильно по пламени внутри меня. Сам я горяч, как печка, котёл паровоза. Спина, плечи болят, они устали, ломит невозможно. Солнце слепит, его лучи долетают откуда-то сверху, подо мной многие мили пустоты, подо мной сами облака, а далеко внизу земля.
Священник ведёт меня к каким-то бочкам. Не без труда протиснувшись меж них, мы оказываемся перед дверью, окованной железом. Низкий служитель господа силится сдвинуть с места старый тугой засов, просит помочь, вроде как, я помогаю ему.
Три свечи на канделябре жгут темноту светом, сочным жёлтым светом, рождающим тени, сплетающиеся в неведомых чудовищ. Тени… Маллеф их очень сильно боялся. Вот только мне не понятно, кто такой этот Маллеф. Помню только его длинные усы и тонкие пальцы.
Тени подкрадываются ближе, их естество усложняется, у чудовищ отрастают новые головы и лапы. Под ногами ступени, каждая ныряет вниз на добрый ярд… или это так кажется. Я слишком заваливаюсь на своего спутника, ему трудно удерживать равновесие и тащить меня на себе.