Иоанниты
Шрифт:
Толстяк вытряхивает табачный пепел и надевает рабочую улыбку:
– Доброго утра путникам! – как же я скучал по мроне.
– Доброго и Вам утра, – ответил за всех Франц.
Хозяин, стоило подойти наставнику достаточно близко, невольно поёжился от вида ожога на его правой щеке. По мере того, как подтянулся одноглазый Вирюсвач, здоровяк Эдмор и остальные, он всё больше напрягался, не исключено, что заподозрил в нас бандитов.
– Места есть?
– Разумеется, – ответил толстяк Францу и разом расслабился. – В это время народу немного,
– Как в Каледонии с чумой? – бросил на ходу Эдмор.
– Говорят, сошла на нет. Впрочем, последние вести были давно. Ходят слухи, вымерло восемь городов, а уж деревушки и не считал никто.
Мы прошли в трактир, обустроенный неброско, но с душой: сельские мотивы, подковы на гвоздях и горшки с декоративными подсолнухами. Из четырнадцати столов заняты трое. Но среди компаний нет тех, кого мы думали здесь увидеть – товарищи-иоанниты запаздывают.
Нас усадили за дальний столик, чтоб можно было свалить мешки в углу. Мы заказали жаркое с кукурузной кашей и пива. Пиво по-настоящему любит только Эдмор, да ещё Картер временами присоединяется. Остальные пьют, чтоб больше походить на простых путников.
Трактирщик ушёл разогревать печи, а я достал Ищейку. Из-под крышки серебряная стрелка как раз показала на десятку.
– Ровно десять, – оповестил я всех. – Опаздывают.
– Ну так расплачься, – словно плюнул в мою сторону Картер, доставая свои вонючие сигареты.
– Я тебе не всё объяснил?
– Хватит! – хлопнул Франц по столешнице, унимая нашу склоку. – Если не можете друг друга уважать, то ненавидеть-то не надо.
– Ага, Август, что ты такой агрессивный, – снисходительно пробубнил курильщик.
Это жутко сложно, но я оставлю его слова без внимания.
Рассел всё это время делал вид, что ему наша грызня не интересна, и смотрел в окно. Спустя какое-то время он лениво протянул:
– Думаю, будут в течение получаса.
– В Креолии у них было полно работы, – переключился гроссмейстер на коротышку. – Поговаривают, что чума пошла именно оттуда. Господи, сколько мы таскались по Континенту?
– Я помню две зимы, – глядя в потолок, вспомнил Эдмор.
Хозяин, сыплясь комплиментами и добрыми словами, расставил перед нами пиво. Пришлось тут же пригубить горького напитка. Особенно при учёте того, как нехорошо и вместе с тем внимательно пялятся на нас трое с ближайшего столика.
– Два года, – чмокнув, поставил коротышка Рассел кружку на стол, – и четыре месяца. Я считал.
– Зачем это ещё и считать? – мне мерзки каждые секунды, проведённые в крестовом походе против болезни.
– Мне было скучно, – раздражённо бросил низкорослый иоаннит. А потом ещё добавил равнодушно и еле слышно. – Ходи да жги, тоже мне занятие…
Следующую фразу произнёс Эдмор с такой натугой, словно с трудом свалил с горного пика глыбу размером с дом:
– Что теперь с Орденом? Ты, Франц, сказал, что есть план…
– План прост, удивить у меня не получится. Мы восстановим
– Уверен? – с абсолютным равнодушием, словно ему рассказали несмешной анекдот, спросил Картер.
Франц смерил наглеца взглядом, не гарантирующим тому, что всё накопившееся сойдёт ему с рук. Воровской наружности подонку удаётся топтаться на нервах большей части Ордена, удивительно долго не получая за это ничего страшнее оплеух.
– Да, Картер, я уверен.
– Ай! Да чтоб!..
Сигарета горе-иоаннита в мгновение догорела, опалив губы курильщику. Франц просто отвернулся от пострадавшего, считая необязательным развивать урок подлецу.
В глубине души (хотя чего там, у самой поверхности) я возликовал.
К сожалению, наставник сам частенько так подгаживает самонадеянность Картера, но меня ловкому заклинанию учить отказывается.
– В этом я очень на тебя надеюсь, Рассел, – обратил своё внимание к коротышке Франц. – Я бы хотел, чтоб ты взял как можно больше учеников.
– А я хочу, чтоб ты ни одного не брал, – серьёзно, без тени насмешки парировал Рассел.
– Прости?
– Твои ученики… Чего тут скрывать: они недоучки. Ты мало ими занимаешься.
– Я предпочитаю обучать на практике, если ты про сидение с учебниками.
Рассел сжался, не решаясь всё говорить прямо и жёстко. Его высокомерие прошибает многие границы, но уважение к последнему гроссмейстеру встаёт поперёк него стальным клином.
– Эдмор, Август, – вскинув голову, наконец, обратился он к нам, – чему вы научились за последние два с лишним года?
Ответить нечего. Дабы не разочаровывать учителя, я постарался вспомнить хоть какую-либо мелочь, даже приготовился соврать. Вот только в голову совсем ничего не лезет, а каледонский товарищ не в силах хоть как-то подстраховать меня. Так мы и промолчали.
Я ожидал любой реакции от Франца: будь то разочарование или злость. А он просто призадумался:
– Верно, новые ученики… это будет нерационально.
К счастью, не самый приятный момент смело, как ураганом, потому что Вирюсвач разглядел через дверной проём приближающихся людей. Мы обернулись, заслышав имена Рафаэля и Фродерика. Усталые лица парочки выглядят серыми, незнакомыми масками, так что удивительно, как Вирюсвач быстро их узнал.
Они вошли в помещение, Рафаэль толкнул в плечо товарища и указал на наш столик. Двое иоаннитов направились к нам, пряча отчего-то лица. Причины, впрочем, понятны, если ты не слепой. То, что оба несут полупустые сумки, и то, что их всего двое, рождает вопросы. В отчаянии товарищей мне видятся нерадужные ответы…
– Фродерик, Рафаэль, – поднялся навстречу подоспевшим иоаннитам Франц.
– Простите, что задержались, – невнятно пропищал Фродерик, от которого так и пышет желанием провалиться сквозь землю, – мы заблудились немного.