Иосиф Бродский: Американский дневник

Глазунова Ольга

Но уже в следующей строфе торжественный тон сменяется унынием и тревожными ожиданиями:

Ветрено. Сыро, темно. И ветрено.

Полночь швыряет листву и ветви на кровлю. Можно сказать уверенно: здесь и скончаю я дни, теряя волосы, зубы, глаголы, суффиксы, черпая кепкой, что шлемом суздальским, из океана волну, чтоб сузился, хрупая рыбу, пускай сырая.

В стихотворении "1972 год" возникают образы, которые впоследствии прочно войдут в поэтический мир Бродского: "океана", из которого не вычерпать воду, чтобы сблизить два континента, "рыб", "знака минуса" и "вещи" как представления о самом себе:

Вот оно — то, о чем я глаголаю: о превращении тела в голую вещь! Ни горй не гляжу, ни долу я, но в пустоту — чем ее не высветли.

Это и к лучшему.

Разрыв жизненно-важных связей делает человека похожим на "вещь": "Все, что мы звали личным, / что копили, греша, / время, считая лишним, / как прибой с голыша, / стачивает то лаской, / то посредством резца — / чтобы кончить цикладской [33] /

вещью без черт лица" ("Строфы", 1978). Можно, конечно, в подобной ситуации стараться не замечать того, что происходит, тешить себя надеждой, что ничего страшного не случилось и все это вопрос привычки и времени. Многим эмигрантам удается забыться, обрести себя в новой жизни. Но для того чтобы забыться, должно быть желание забыть и, если хотите, склонность к "забывчивости". Если бы у Бродского такая склонность была, он не оказался бы за границей: причины его эмиграции были далеки от проблем экономического характера.

33

Циклады (Киклады) — группа островов в Эгейском море. Вероятно, здесь присутствует намек на судьбу римского поэта Ювенала (ок.60 — ок.127), который выступал с публичным чтением своих сатир, за что навлек на себя гнев и, согласно легенде, был отправлен в ссылку, где и умер. О Цикладах упоминается в "Шестой сатире" Ювенала: "Гений лишь тот, кто едва не погиб, попав на Циклады / В ссылку, кто, наконец, избегнул теснины Серифа". В этой сатире Ювенал несколько раз обращается к своему другу Постуму, что дополнительно подтверждает то, что Бродский был знаком с этим произведением. Хотя последнее предположение не бесспорно. В фильме "Прогулки с Бродским" Бродский читает "Письма римскому другу" и говорит: "Из Марциала". В стихах Марциала, прославляющих легкую, беспечную жизнь, Постум тоже присутствует в качестве адресата.

Лирический герой Бродского не тешит себя иллюзиями, а испытывает чувство ужаса, сознавая, что происходит непоправимое. Вместе с тем даже в этом состоянии поэт пытается анализировать ситуацию с присущей ему иронией, которая в контексте стихотворения приобретает оттенок "черного юмора": "Чувство ужаса / вещи не свойственно. Так что лужица / подле вещи не обнаружится, / даже если вещица при смерти".

Отстраненный характер описания собственного обезличивания — это попытка сохранить равновесие, удержаться на поверхности, убедить себя в том, что "это и к лучшему". Но за этой попыткой прочитывается сознание неизбежности конца, непоправимости допущенной ошибки, невозможности изменить или предотвратить что-либо в своей жизни. Сравните: "Чем безнадежней, тем как-то / проще. Уже не ждешь / занавеса, антракта, / как пылкая молодежь. / Свет на сцене, в кулисах / меркнет. Выходишь прочь / в рукоплесканье листьев, / в американскую ночь" ("Строфы", 1978).

"Старение" — это определенная ступень, на которой человек постигает истину: приобретая, мы одновременно теряем, и наши потери во много раз могут превысить приобретения. И к этому надо относиться как к должному: "Старение! Возраст успеха. Знания / правды. Изнанки ее. Изгнания. / Боли. Ни против нее, ни за нее / я ничего не имею". Не бесконечный горизонт открывается взору поэта, а "знак минуса / к прожитой жизни. Острей, чем меч его, / лезвие это, и им отрезана / лучшая часть".

Заканчивается "1972 год" нарочито-бравурным обращением поэта к самому себе, которое в контексте стихотворения напоминает дурной сон, фарс, театр теней: "Бей в барабан о своем доверии / к ножницам, в коих судьба материи / скрыта. (…) Бей в барабан, пока держишь палочки, / с тенью своей маршируя в ногу!".

Тема "вычитания" возникла в творчестве Бродского еще до отъезда. В "Письмах к римскому другу", написанных в марте 1972 года, есть строки:

Скоро, Постум, друг твой, любящий сложенье, долг свой давний вычитанию заплатит. Забери из-под подушки сбереженья, там немного, но на похороны хватит. Поезжай на вороной своей кобыле в дом гетер под городскую нашу стену. Дай им цену, за которую любили, чтоб за ту же и оплакивали цену.

Может, в этом и состоял "рационализм" Бродского [34] . В восприятии судьбы как суммы "сложений" и "вычитаний", как неумолимой силы, которая одной рукой дает, а другой отнимает. В 1987 году в эссе "Состояние, которое мы называем изгнанием, или Попутного ретро" Бродский напишет: "Если мы хотим играть большую роль, роль свободных людей, то нам следует научиться — или по крайней мере подражать — тому, как свободный человек терпит поражение. Свободный человек, когда он терпит поражение, никого не винит".

34

Елена Шварц в интервью В.Полухиной говорит о том, что новое мышление Бродского чуждо русскому менталитету из-за его холодности и рациональности (Brodsky through the eyes of his contemporaries / Ed. by V.Polukhina. New York.: St.Martin's Press, 1992. P. 24).

Но

одно дело — никого не винить, и совсем другое научиться жить в новом для себя состоянии, создавая на людях образ спокойного и уверенного в себе человека и подсчитывая потери, оставшись наедине с самим собой: "Данная песня не вопль отчаянья. / Это — следствие одичания. / Это точней — первый крик молчания".

В 1973 году в поэзии Бродского появляется новый герой "совершенный никто", "человек в плаще": И восходит в свой номер на борт по трапу постоялец, несущий в кармане граппу [35] , совершенный никто, человек в плаще, потерявший память, отчизну, сына; по горбу его плачет в лесах осина, если кто-то плачет о нем вообще ("Лагуна", 1973).

35

Граппа (grappa) — итальянская виноградная водка.

Глагол "восходить" в контексте стихотворения имеет ироническое значение, выявляя диссонанс между внешней уверенностью и внутренней опустошенностью лирического героя. Наименование "постоялец" в следующей строке можно отнести и к положению пассажира на корабле, и к восприятию поэтом своей судьбы: он уже не хозяин и потому не вправе распоряжаться ничем в этой жизни.

"Тело в плаще" учится обживать "сферы, / где у Софии, Надежды, Веры / и Любви нет грядущего, но всегда / есть настоящее, сколь бы горек / ни был вкус поцелуев эбрй и гоек". Образ ненужных женщин "эбре и гоек" [36] отрицает саму возможность любви.

36

Гоями называли христиан и шире — всех не-евреев. "Эбрэ" — авторское словоупотребление. А.Г., к которому я при расшифровке обратилась за помощью, высказал предположение, что в контексте стихотворения "эбрэ" может соотноситься только со словом "еврейка" (Сравните: английское Hebrew, испанское Hebreo). Буква "h" в начале слова в иврите является определенным артиклем, и следовательно, может быть убрана без ущерба для смысла. Учитывая тот факт, что звукам [в] и [б] в иврите соответствует одна буква, к ряду слов, подтверждающих происхождение слова "эбрэ", можно отнести и русское "еврей", и [ивр. и] из иврита.

Какая бы часть ни была отрезана, часть тела или часть жизни, с этим трудно смириться: "Как время ни целебно, но культя, / не видя средств отличия от цели, / саднит. И тем сильней от панацеи" ("Роттердамский дневник", 1973). Ощущение пустоты нельзя заглушить рассуждениями о благих целях, о желании обрести свободу, независимость, возможность спокойно работать. Никакие доводы не могут перевесить боль от потери как неизбежного следствия достижения результата.

Чем эффективнее лекарство ("Америка — палладиум свобод"), тем более безнадежным кажется состояние "больного": если уж панацея бессильна, ничто не поможет. И "амальгама зеркала в ванной прячет / сильно сдобренный милой кириллицей волапюк [37] / и совершенно секретную мысль о смерти" ("Барбизон Террас", 1974).

37

Волапюк — международный язык, разработанный и представленный в 1879 году немецким священником И.М.Шлейером; в разговорном языке это слово приобрело значение набора странных, малопонятных слов.

Размышление о соотношении цели и средств присутствует в другом стихотворении Бродского "Литовский ноктюрн: Томасу Венцлова": "помесь <.> цели / со средством, / как велел Макроус!". Макроус — шутливое обозначение классиков марксизма-ленинизма: Макр — намек на Маркса и ус — намек на усы Маркса и Сталина [38] .

Говоря о смешении цели и средства, поэт намекает на известный тезис "цель оправдывает средства", который был положен в России в основу марксистской теории достижения всеобщего счастья и оказался несостоятельным во всех отношениях.

38

Комментарий взят из: Venclova T. "Lithuanian nocturne" // Joseph Brodsky: the art of a poem… P.136.

"ЛИТОВСКИЙ НОКТЮРН: ТОМАСУ ВЕЦЛОВА"

ТОМАС ВЕНЦЛОВА, поэт, переводчик, родился в 1937 году в Литве в семье известного поэта Антанаса Венцлова, автора стихов литовского гимна, министра культуры и президента Союза писателей Литовской республики. Окончил университет в Вильнюсе в 1960 году, годом позже положенного срока из-за того, что был временно исключен в связи с протестом против вторжения советских войск в Венгрию в 1956 году. Вплоть до отъезда из Советского Союза в 1977 году жил в Литве, Москве и Ленинграде, работал преподавателем Вильнюсского университета, переводчиком, журналистом. В 1985 году в Америке защитил диссертацию. В настоящее время — профессор Йельского университета, преподаватель русской литературы.