Иприт
Шрифт:
— Лови! — кричала толпа, наполняя все подземелье, — лови медведя. Лови самоеда. Лови изменников…
— И тесно же, братишка, — говорил Пашка Рокамболю, прицепившись под вагоном железной дороги. — Тесно и темно. Едем мы с тобой, прямо тебе скажу, не как баронеты, а не иначе как ездили в 1918 году. Хорошо, что хоть мешков с нами нет. Ездили мы, Рокамболь, тогда с солью, и так привыкли, что сидишь на буферах, а сам в двадцать одно играешь. А тут не сыграешь, во-первых, потому, что
— Лови!.. — кричал в это время подземный, надземный и воздушный Лондон.
…………………………………
В доме нового баронета было печально.
— И этот был изменником, — сказала, входя в комнату, Сусанна Монд.
— О, Роберт, — плакал в кухне негр. — Я не получил твоего письма. Кто спасет и меня, и других от страшного «трижды восемь». Мои новые друзья, вероятно, уже погибли. О, когда же пробудится Англия, у которой украли сон!
ГЛАВА 28
О том, как Словохотов неожиданно избавился от беды, НЕ ИЗБАВИВ ОТ НЕЕ СВОЕГО ТОВАРИЩА
— Рррр… — И медведь с открытой сине-серой пастью влез в комнату Сусанны.
— Здрасте, — сказал, прыгая за ним, Пашка. — Стенка у вас без всяких удобств, прямо почти оборвал. Выпей, баруха.
— Тарзан! В такой час вы в моей спальне! — сказала Сусанна.
— Дело в том, что я хочу спать. Ведь я не привитой. Принесите вина, барышня.
— Эй, Рокамболь, проводи госпожу баронетку до буфета.
Через несколько минут Сусанна сидела за туалетным столом, превращенным Пашкой в обеденный, против него и медведя…
— Пей, Сусанночка, пей, дорогая, не отставай от четвероногого. Ну, и жизнь у вас! Я в ящике с метлами сидел до вечера. Колючие, стервы… Хорошо, хоть медведь под головой. Пей, дорогая, ты у меня хорошая, выпей, детка, еще одну пудреницу.
Сусанна пила и пила. Она боялась матроса с его горящими глазами и медведя, который уже слез под стол и пил крепкое вино прямо из умывальной чашки.
В комнате становилось весело. Сусанна была пьяна и, сидя на столе, пела под граммофон, заведенный Пашкой в углу комнаты. Ей казалось, что потолок над ней ходит, как паруса.
Пашка плясал в паре с Рокамболем.
— Пашка, — вскричал Хольтен, вбегая в комнату, — что у вас тут за кронштадтское восстание? Дом окружен полицейскими собаками и уже окопан траншеями, а ты пьян, как…
— Даешь крышу, — отвечал ему Пашка. — Лезем, Рокамболь, укрепимся, пока наши не подойдут из Астрахани.
И медведь, и его хозяин прыгнули в окно.
— Держите! — воскликнула Сусанна, бросая вслед беглецам какой-то флакон. —
— О, дорогая, — ответил ей Канолив, влезая в комнату по приставленной лестнице, — я сейчас поймаю его и отомщу. Любите те ли вы меня?
Но с крыши вдруг раздался выстрел, один, другой, третий.
— Они отстреливаются, — простонала женщина. — О, мой Тарзан! — И она зарылась с головой в подушки кровати.
Между тем Пашка и Рокамболь печально сидели на крыше.
Над ними висели в воздухе аэропланы, все улицы были залиты народом.
— Не уйдем, — печально сказал Пашка, — ну, попугаем.
И он бросил вниз еще несколько электрических лампочек, найденных в бельевой корзине на крыше.
Атакующие ответили беглым огнем и пошли на приступ.
— Сдаетесь ли вы, мистер? — кричали с воздуха.
— Никогда! — ответил Пашка.
Струя воды была ему ответом. Несколько пожарных частей города заливали крышу мощными потоками воды из насоса. Вода поднималась и наполняла плоскую крышу, со всех сторон окруженную балюстрадой.
Тщетно Пашка рвался к краю — напор воды сбивал его, задыхающегося, на середину.
Воды было уже столько, что приходилось плавать. И Пашка плыл, сидя на спине Рокамболя. Со всех сторон к дому были приставлены пожарные лестницы, и одновременно с аэростата сбросили сеть.
Пашка был пойман.
Рокамболь еще бился.
Раз! раз!.. рвал он сеть когтями и вдруг вырвался, быстрым прыжком соскочил на соседнюю крышу, оттуда на дерево бульвара.
— Лови! — закричал Лондон.
— Лови! — набирали уже наборщики экстренных выпусков…
— Не поймаешь, — засмеялся закутанный в сети Словохотов, — он к нашим ушел.
Не разматывая сети, полицейские бросили Пашку в автомобиль. Машина мчалась между двумя рядами толпы, кричащей: «Да здравствует полиция!..»
— Вы будете допрошены в течение двадцати четырех часов, — произнес чиновник, принимая Пашку. — Отведите его в верхнюю камеру.
Очутившись в небольшой, залитой светом луны комнате, Пашка почувствовал себя пьяным…
— Где Рокамболь? — кричал он, стучась в двери, — где Рокамболь? Долой империалистов, бессонные сволочи!.. — Потом он успокоился и запел песни, которые старался не петь уже полгода. — Над нами наше знамя реет… — начал он.
— Вот вам товарищ, мистер большевик, — прервал его, входя, тюремщик, ведя за собой скованного Рокамболя. — Весь Лондон, мистер, восхищен вашей удалью, собирают даже деньги на вашу надгробную плиту. Я рад доставить вам удовольствие увидеть друга перед смертью. Медведя, говорят, поймали, когда он уже переодевался для побега.