Ирано-иракская война. Бойня за Глобальный Юг
Шрифт:
Участились и воздушные стычки. 7 сентября пять иракских вертолетов пересекли иранскую границу. Они были немедленно перехвачены иранским «Томкэтом», который сбил один вертолет, а остальным позволил повернуть назад. Это стало горьким сюрпризом для иракских пилотов, которые думали, что иранские истребители F-14 были выведены из строя. На следующий день произошел первый воздушный бой между истребителями. Два иракских МиГ-21 сбили иранский «Фантом», отрабатывавший по танкам, размещенным вдоль границы. Два дня спустя иранский истребитель F-5 был сбит еще одним МиГ-21. 10 сентября иранцы ответили – впервые с момента принятия на вооружение F-14 «Томкэт» один из этих грозных истребителей сбил иракский Су-22, продемонстрировав мощь ракет дальнего радиуса действия «Феникс».
Четыре
16 сентября Саддам Хусейн собрал своих ближайших советников на последний совет и сообщил им, что решил начать войну с Ираном в ближайшие дни. Только Али Хасан аль-Маджид, другой его двоюродный брат и глава грозного Мухабарата (секретной службы), был достаточно смел, чтобы указать на риски такого начинания и перечислить причины, по которым он считает войну преждевременной. Вежливо выслушав его, диктатор опроверг один за другим его аргументы и спросил его: «Али, почему ты всегда приносишь мне плохие новости и никогда хорошие?» Маргинализированный Али Хасан аль-Маджид больше ничего не говорил. Иракский президент продолжил, вызвав своих генералов и приказав им немедленно перейти в наступление. Он не потерпит ни малейшего промедления с их стороны. Они были вольны определить идеальную дату и время, лишь бы противостояние состоялось.
На следующий день, 17 сентября 1980 года, Саддам Хусейн денонсировал Алжирское соглашение, объявив его недействительным. Он объявил всему миру, что «правовой статус Шатт-эль-Араб должен вернуться к тому, чем он всегда был исторически и чем он никогда не должен был перестать быть, то есть к арабской реке, которая позволяет Ираку пользоваться всеми правами, вытекающими из полного суверенитета». Соответственно, граница Шатт-эль-Араб больше не будет проходить по середине реки, а вернется на ее восточный берег. Этим заявлением иракский диктатор перешел последнюю черту, отделявшую его от войны с Ираном. В качестве провокационного жеста он пригласил иранское правительство принять участие в переговорах, чтобы ратифицировать новый статус реки. Возможно, он втайне надеялся, что иранский режим, осознавая слабость своей армии, согласится на переговоры, уступит и согласится стать жертвой беззаконного соглашения, которое станет иракской местью за Алжирское соглашение.
Министр иностранных дел Ирана развеял все подобные иллюзии на следующий день. Он прямо заявил, что его страна отвергает как предложение иракского правительства о переговорах, так и односторонний отказ от Алжирского соглашения. Осознав, что у него больше нет иного выбора, кроме войны, Саддам Хусейн направил Тарика Азиза в качестве посланника к главным арабским лидерам. Послание было ясным: иранцы несут ответственность за ухудшение ситуации, и долг тех арабских стран, которые могут себе это позволить, – финансировать крестовый поход, который Саддам готовился возглавить, чтобы сдержать персидского агрессора.
Это послание было передано и на Запад, который начал беспокоиться по поводу такого поворота событий. Совет Безопасности ООН, вполне в логике холодной войны, которая не позволяла его членам согласовать резолюцию, мог только стоять в стороне и наблюдать за ростом опасности. На местах бои усилились вдоль реки Шатт-эль-Араб. Город Абадан подвергся обстрелу иракской артиллерии. В воздухе два иранских истребителя F-5 были сбиты зенитными средствами во время атаки на иракские танки, развернутые вдоль границы. Один из двух пилотов был убит, но второй
18 сентября 1980 года генералы внесли последние штрихи в свои планы сражения. Благоприятный прогноз погоды на 22 сентября заставил их принять решение атаковать в этот день, оставив всего три дня на оповещение своих подразделений. Бомба замедленного действия была заложена. Теперь ничто не могло ее остановить.
При нормальных обстоятельствах иракский режим не осмелился бы начать войну с Ираном. Иран был вчетверо больше Ирака по площади, и втрое – по населению. Его доходы от продажи нефти в два раза превышали доходы Ирака. Главные иранские города, расположенные на безопасном расстоянии от границы, были защищены возвышающимися горами Загрос. Столица Ирана также находилась в 740 километрах от фронта, глубоко на плато, упирающемся в высокие горы с видом на Каспийское море. Население Ирана было моложе, что обеспечивало ему больший резерв войск. Наконец, его военный бюджет был на 60 % больше, чем у Ирака, но при этом меньше влиял на ВВП (4 % против 6,5 %). У иранского правительства было больше возможностей для финансового маневра, чем у иракского. Единственной слабостью Ирана была сеть нефтепроводов, сосредоточенная на прибрежной равнине Хузестана, где находились основные нефтяные месторождения, главное месторождение углеводородов (Ахваз), главный речной порт (Хорремшехр), главный нефтеперерабатывающий завод (Абадан), но особенно два главных нефтяных терминала (Харг и Бандар Хомейни).
За исключением рек и болот, Ирак не имел естественных защитных сооружений. Его крупнейшие города находились близко к фронту: Багдад был всего в 160 км от границы по дороге и в шести минутах подлетного времени. Басра, второй по величине город страны, находилась на расстоянии пушечного выстрела от Ирана. Иракские генералы должны были крепко держаться за землю, в то время как их иранские коллеги могли рассчитывать на эластичную оборону в глубину. Иракская нефтяная сеть была особенно уязвима, поскольку она была разделена между двумя не связанными между собой центрами добычи (в районах Киркука на севере и Басры на юге).
Чтобы компенсировать свои структурные слабости, Ирак переоснастил себя и создал внушительную армию в 250 000 человек, четыре пятых из которых служили в сухопутных войсках.
Они включали три армейских корпуса, двенадцать дивизий (пять танковых, две механизированные и пять пехотных) и шесть самостоятельных бригад, насчитывавших 1750 танков, 2350 единиц другой бронетехники и 1350 артиллерийских орудий. Народная армия, составлявшая четверть сухопутных войск, усиливала регулярную армию и составляла большинство пехотных дивизий. Она также была развернута по всей стране для защиты режима. ВВС состояли из 295 истребителей, распределенных между восемнадцатью эскадрильями, разбросанными по одиннадцати базам ВВС; еще шестьдесят старых истребителей хранились на складах, чтобы компенсировать возможные потери в ожидании поставок новых самолетов. Армейская авиация, хотя и входила в состав ВВС, в основном использовалась для поддержки сухопутных войск и включала 300 вертолетов, пятьдесят восемь из которых были оборудованы для противотанковой борьбы.
Противовоздушная оборона опиралась на густую сеть радаров наблюдения и девять бригад, оснащенных зенитными ракетами и скорострельными пушками. Эти подразделения, назначенные на наиболее уязвимые объекты, а также для защиты танковых дивизий, обладали мгновенной огневой мощью более 400 зенитных ракет. Теоретически они образовывали мощный зенитный зонтик над территорией Ирака. Наконец, военно-морской флот, бедный родственник сухопутных сил, имел всего четырнадцать ракетных катеров, три десантных корабля и двадцать восемь легких патрульных катеров, включая десять торпедных катеров. Эти скудные ресурсы были распределены между военно-морскими базами в Басре, Умм-Касре и Аль-Фау в устье Шатт-эль-Араб, которые, в свою очередь, защищались четырьмя батальонами морской пехоты.