Ирано-таджикская поэзия

Рудаки Абульхасан

* * *

Красой затмила ты Китая дочерей, Жасмина нежного твое лицо нежней; Вчера взглянула ты на шаха Вавилона И все взяла: ферзя, ладьи, слонов, коней.

* * *

Душа моя, мечта моя — ты красоты полна! В тебя, моя красавица, природа влюблена. Пускай красотки к празднику свой украшают лик, Лицо

твое и праздники украсит, как луна.

* * *

Мне свят веселый смех иль пьяная истома, Другая вера мне иль ересь незнакома. Я спрашивал судьбу: «Кого же любишь ты?» Она в ответ: «Сердца, где радость вечно дома».

* * *

Люблю тебя и слышу со всех сторон укор; Терплю, боюсь нарушить жестокий договор; И, если жизни мало, до дня Суда готов Продлить любви глубокой и мук суровых спор.

* * *

Солнце пламенного небосклона — это любовь, Птица счастья средь чащи зеленой — это любовь. Нет, любовь не рыданья, не слезы, не стон соловья, Вот, когда умираешь без стона, — это любовь.

* * *

Кумир мой — горшая из горьких неудач! — Сам ввергнут, но не мной, в любовный жар и плач. Увы, надеяться могу ль на исцеленье, Раз тяжко занемог единственный мой врач?

* * *

Как полон я любви, как чуден милой лик, Как много я б сказал и как мой нем язык. Не странно ль, господи? От жажды изнываю, А тут же предо мной течет живой родник.

* * *

Вот книги юности последняя страница. Ко мне восторг весны, увы, не возвратится. Меня задев крылом, ты промелькнула мимо, О молодость моя, ликующая птица!

* * *

Подстреленная птица — грусть моя — Запряталась, глухую боль тая. Скорей вина! Певучих звуков флейты, Огней, цветов!.. И снова весел я.

* * *

В том не любовь, кто буйством не томим. В том хворостинок отсырелых дым. Любовь — костер пылающий, бессонный. Влюбленный ранен, он неисцелим.

* * *

Вновь распускаются розы под утренним ветерком, И соловьиною песней

все огласилось кругом. Сядем под розовой сенью! Будут, как нынче, над нами Их лепестки осыпаться, когда мы в могилу сойдем.

* * *

Дух рабства кроется в кумирне и в Каабе, Трезвон колоколов — язык смиренья рабий, И рабства черная печать равно лежит На четках и кресте, на церкви и михрабе.

* * *

В кумирню, в келью иль в мечеть вступая, Боятся люди ада, ищут рая. Но разве там проникнут в тайну бога? Нет, к истине ведет стезя иная.

* * *

Однажды встретился пред старым пепелищем Я с мужем, жившим там отшельником и нищим. Чуждался веры он, законов, божества,— Отважнее его мы не отыщем.

* * *

Когда б небеса справедливо вершили дела, Велениям неба не молкла бы в мире хвала. Когда б от судьбы справедливость и милость явилась, Ничья бы душа и в обиде тогда не была.

* * *

Добро и зло враждуют, мир в огне, А что же небо? Небо в стороне. Проклятия и радостные гимны Не долетают к синей вышине.

* * *

Разум смертных не знает, в чем суть твоего бытия. Что тебе непокорность моя и покорность моя? Опьяненный своими грехами, я трезв в упованье, Это значит: я верю, что милость безмерна твоя.

* * *

Давно меж мудрецами спор идет — Который путь к познанию ведет? Боюсь, что крик раздастся: «Эй, невежды, Путь истинный — не этот и не тот!»

* * *

Судьба мой путь предначертала, он только след ее пера, Так почему ж меня считают причиной зла или добра? Ужели буду я виновен, коль завтра совершится зло? Все без меня решили ныне, решили без меня вчера!

* * *

Ты сам ведь из глины меня изваял! — Что же делать мне? Меня, словно ткань, ты на станс соткал. — Что же делать мне? Все зло и добро, что я в мире вершу, ты сам предрешил, Удел мой ты сам мне на лбу начертал! — Что же делать мне?