Ироническая проза ч.1

Днепровский Роман

– Да идите вы на хер! Зае**ли уже всё время выключать! Интересное же кино, дайте досмотреть спокойно - а потом уж и пиз**те, сколько в вас влезет!...
– и при этом гневно стукнул своей палкой в пол.

Надо сказать, что во время каждого такого перерыва на обсуждение я включал свой "Репортёр", и записывал все эти идейно-правильные разговоры на плёнку. И ещё надо сказать, что я сидел, в аккурат, возле дедули-ветерана - а длинный выдвижной микрофон-"удочку" выставил прямо перед ним, так что его категорическая оценка записалась на плёнке настолько отчётливо, что лучше и не могло быть. И вот тут-то меня и заметили все присутствующие...

Один из комсомольских

секретарей, некий Саша Г., тут же подскочил ко мне:

– Вы, молодой человек, из какой редакции? Ваше удостоверение! Немедленно отдайте мне свою кассету!...

Комсомольского вожака осадили: дали ему понять, что именно эта запись никак не попадёт в эфир, ведь на облрадио тоже не дураки сидят - а на кассете у меня, кроме этой ветеранской фразы, записаны и все их гневные осуждения западной масс-культуры. Короче, всё обошлось без последствий.

Фильм после ветеранской ремарки больше не прерывали, и с грехом пополам, досмотрели до конца - а потом я записал ещё пару синхронов с присутствующими, и мой редактор выдал в эфир скучный, идеологически-правильный материал о тлетворном влиянии западных киноподелок - и том решительном отпоре, который даёт ему совецкое общество.

Правда, перед этим, фразу дедушки-ветерана про "хорошее кино - дайте досмотреть, а потом уж..." в редакции крутили "на бис" раз двадцать. И редактор всё вздыхал:

– Конечно, я не люблю мата. Но если бы выдать в эфир всё, как было... Вот это был бы сюжетец!...

А к дедушкам, увешанным, словно новогодние ёлки, орденами-медалями и сидящим в роли "свадебных генералов" на всяких официозных мероприятиях, я с тех пор стараюсь присматриваться повнимательнее: им уже нечего терять, и один Бог знает, что они ещё могут отчебучить...

Ночь в музее

Супруге очень хотелось там побывать. Мне - нет. Во-первых, не люблю шарахаться по городу ночью - да ещё и "при параде", да ещё и с дамой. Пусть даже и на такси. Ночью надо сидеть дома, читать правильные мудрые книги, пить коньяк. Ну, или, в крайнем случае, спать. А во-вторых, была уже в моей жизни одна незабываемая ночь в музее - и с тех пор, когда я слышу эти два слова рядом, то ничего хорошего мне на память не приходит. Поэтому я предпочёл уехать на дачу к тёще, и провести время с пользой для её (тёщиного) дачного участка и собственного организма, нежели тащиться на ночь глядя в мемориальную усадьбу декабриста князя Волконского, и слушать-смотреть выступление русско-бурятского фольклерного ансамбля.

Мы чистили участок от прошлогодней травы, потом выгуливали себя и собак на берег залива Иркутского водохранилища, а вечером жгли сорную траву и сучья, пекли в костре картошку, жарили шашлыки, и я рассказывал супруге о том, как осенью 1994 года у меня уже была одна "ночь в музее".

Итак...

Октябрь 1994 года запомнился иркутянам (конечно же, далеко не всем!) тем, что в городском календаре всяческих культурных мероприятий появилось ещё одно событие - Фестиваль русской духовности и культуры "Сияние России". Это Валентин наш Григорьевич Распутин расстарался, традицию такую учредил: каждый год в октябре приезжают в Иркутск разные окололитературные деятели, которых наш "печальник Земли Русской" считает "выдающимися русскими писателями и деятелями культуры" - и начинается!... Нет, конечно же, среди тех, кого Распутин вербует для поездки в Иркутск, немало и достойных людей - тот же писатель Леонид Бородин (кстати, иркутянин), к которому я отношусь с огромным уважением, или поэт Юрий Кузнецов - но, в основном, едет сюда какая-то странная публика, которую и в столице-то, скорее всего, знают только

в рамках здания правления Союза Писателей России. Впрочем, позволю себе немного отвлечься от темы музейных ночей, и чуть подробнее рассказать о том, что за люди, по мнению Валентина Григорьевича, должны были в Иркутск "русскую культуру" и прочую "духовность".

В октябре 1997 года мы, как всегда, снимали для своей передачи все эти "сиятельные" мероприятия - ибо знакомить иркутян с любыми, даже самыми шизофреническими инициативами, при условии, что их благословила мэрия, было нашей прямой обязанностью. Вот и экранили мы очередное "Сияние" - а так, как в фестивале принимала участие исполнительница русских романсов Евгения Смольянинова, было решено записать с ней интервью. Одно было плохо: расписание у Смольяниновой, как и у других гостей "Сияния", было достаточно плотным, и певица смогла выкроить для нас всего час - во время посещения посёлка Листвянка и байкальского побережья.

Приехали мы в Листвянку следом за фестивально-"сиятельными" гостями, записал я интервью со Смольяниновой - отличное интервью, кстати, получилось. Готовимся мы ехать назад на своём микроавтобусике - и тут возникает перед нами наш "классик" и "печальник", и говорит:

– Вы же в Иркутск сейчас едете? Тут некоторым гостям нужно в город вернуться - у них встреча с читателями, и они не успевают. Вы бы их довезли до города?

– Хорошо, Валентин Григорьевич, - говорит наша режиссёр, - место в "рафике" есть, так что, пусть загружаются. Только побыстрее, а то у нас тоже график съёмок плотный...

И Распутин подводит к нам нескольких своих корешей литературных корифеев во главе с какой-то тощей и прокуренной тёткой, и перепоручает их нам. И уходит.

А эти самые московские "литераторы", которым, якобы, "спешно в Иркутск нужно", меж тем, занять места и отправиться в город не торопятся: они стоят возле нашего микроавтобуса, курят, пересмеиваются, кого-то ждут, кому-то машут руками, зовут... Когда истекло минут десять такого ожидания, режиссёр наша - добрейшая душа!
– очень вежливо говорит этой самой прокуренной тётке, что, собственно, время-то идёт... пора бы уже и ехать...

– Вам Валентин Григорьевич сказал - значит, ждите!
– отрезает московская гостья, и начинает активно скликать своих коллег: - Едем! Поехали в Иркутск!...

И вся компания начинает грузиться в наш "рафик". И тут же выясняется, что наших пассажиров - едва ли, не столько же, сколько посадочных мест в машине. Здесь уж мы все начинаем мягко протестовать: автомобиль, мол, не резиновый, и уж извините, уважаемые гости, но всех вас на борт принять не можем...

Господи, что здесь началось! " - Да вы что?! Да вам Валентин Григорьевич сказал!... Да мы Валентину Григорьевичу!!! Да как вы смеете?!! ВАМ САМ ВАЛЕНТИН ГРИГОРЬЕВИЧ!!!...". Высунуться бы мне здесь, да сказать им, что я про их Распутина думаю, и в каком месте я его видал, и что хотел бы ему пожелать - но режиссёр Галина, уже видя, что я вот-вот именно это и скажу, хватает меня за руку, и шепчет: " - Ромка, ради Бога, не надо! Ну не надо!...".

Ехали мы так: гости фестиваля расположились на сиденьях в салоне. Галину зажали на самом крайнем сиденьи между каким-то жирным "критиком-патриотом" и задней дверцей "рафика". Оператор Юра расположился, усевшись в проходе на кофр с видеокамерой. Я, как самый молодой и худосочный, всю дорогу стоял, нелепо согнувшись, и постоянно стукаясь головой о не очень-то мягкий потолок салона. Все семьдесят километров от Листвянки до Иркутска.

И все эти семьдесят километров гости фестиваля вели меж собой высокодуховные разговоры.