Ироническая проза ч.1

Днепровский Роман

Ребёновка

Гарри. Он же - Игорь. Настоящий Индеец. Бывший (очень давно) студент медицинского института, переквалифицировавшийся в операторы. Невозмутим, статен, могуч, волосат, слегка хмелеет только после первой бутылки водки. Курит исключительно папиросы. Снимать может, будучи пьян в дрова - если находится при этом на земле. Если в воздухе - другое дело (но об этом позже).

Лет десять назад я потерял его из виду. Случилось это так: у Гарри и его друга и коллеги (не будем уточнять имени, ибо оно для нас не так уж и важно) шёл третий месяц запоя. Оба они - мужики здоровые, мускулистые (потаскай-ка изо дня в день на плечах камеру Panasonic S-VHS и штатив к ней -

не так ещё мускулы накачаешь!), поэтому запой проходил у них, как всегда, спокойно и интеллигентно: сначала они тихо-мирно пропили свой расчёт, полученный на телекомпании после увольнения за пьянку, потом несколько раз вежливо заняли деньги у друзей - вежливо предупредив, что занимают на пропой, и когда вернут - неизвестно. Потом продали лишнюю видеокамеру - за нормальные деньги продали, хорошему человеку. Никто не был в обиде. А потом - на третий месяц - проснулись поутру, и решили, что с запоем пора завязывать. И решили эту проблему кардинально: сели в оранжевый, видавший виды, "Москвич - 412", и уехали. Из Иркутска в Сочи. С собой взяли немного денег, документы, записные книжки, зубные щётки и мыло. И оставшуюся в наличии видеокамеру.

Через месяц они позвонили из Сочи - позвонили тому самому редактору, который уволил их за срыв особо важной съёмки: сообщили, что благополучно устроились на местную телекомпанию, и попросили прислать на них характеристики с бывшего места работы. Особо оговорили, чтобы в характеристиках было указано, что они - индейцы, не пьющие "огненной воды".

– Да я что угодно про вас напишу, - ответил успевший за три с половиной месяца остыть уволивший их редактор, - только ведь вы там с первой же получки нажрётесь, и все мои характеристики - псу под хвост!...

– А ты напиши, - невозмутимо возразил индеец Гарри, - а уж за остальное не переживай...

С той поры Гарри трудится в Сочи - снимает какую-то авторскую передачу. Хорошие операторы везде нужны, а настоящему индейцу - завсегда везде ништяк. В Сочи - особенно.

А здесь - самое место рассказать о том, как и почему Гарри с треском вылетел с работы. Случилось это так: по заказу областной администрации телекомпания, на которой он трудился, снимала презентационный фильм. По сценарию, видеоряд фильма должен был начаться с панорамных кадров, снятых с высоты птичьего полёта. А поскольку в штате телекомпании собственных птиц не было, пришлось заказывать вертолёт - за хорошие деньги разумеется. Съёмку доверили Гарри - так как, при всём том, что трезвым за последние лет десять его никто не видел, он, всё же, был лучшим на студии оператором. Что есть - то есть.

Гарри к съёмке отнёсся очень ответственно: уже по дороге на аэродром принял, для храбрости, на грудь. На аэродроме перед взлётом добавил ещё. И совершенно храбрый, сел в кабину. Вертолёт взмыл в воздух, и ушёл на большой круг. А когда приземлился через уж очень недолгое время на землю, из кабины выполз несчастный, еле живой оператор, изгадивший всё, что можно - и собственный костюм, и салон вертолёта, и видеокамеру... А следом выскочил отчаянно матерившийся пилот. Этот день стал для Игорька его последним рабочим днём - и на студии, и в городе...

Я не помню, кто нас познакомил. Было это, кажется, в самом конце 80-х - я тогда, в аккурат, собирался поступать на журналистику. А у Гарри тогда, в аккурат, заканчивался вялотекущий роман с его мединститутом. " - Вы же - будущие журналисты!
– говорил Гарри мне и моему другу, когда мы сидели в его краснознамённой комнате в коммуналке, и пили вино, - вы должны всё это увидеть своими глазами! Значит, решено: завтра я беру вас с собой, и мы идём смотреть, как женщины рожают!...".

Комната у Гарри была вся завешана огромными бархатными переходящими красными знамёнами. Комната располагалась в доме старой постройки,

где потолки - метра под четыре - и была очень просторной, квадратов двадцать пять. А знамёна были развешаны не вдоль стен, а на роликах крепились к потолку, и служили своеобразными ширмами, делившими огромную комнату на несколько маленьких отсеков. При необходимости - когда собиралось уж очень много гостей - все эти знамёна поднимались к потолку, и комната становилась единой и просторной...

Окружавший нас знамённый сюрреализм плюс вино плюс юношеский максимал-идиотизм способствовали тому, чтобы мы приняли предложение Гарри, что называется, "на ура" - и на следующий же день он привёл нас в факультетскую гинекологическую клинику, выдал белые халаты - чтобы нас приняли за студентов-медиков - и мы отправились смотреть на роды...

Я ничего не буду рассказывать про роды. Те, кто рожал, или принимал новорождённых - всё прекрасно знают. Остальным лучше не знать. А на улицу мы вышли совершенно зелёными - и дали друг другу слово, что ежели бы мы были женщинами, то стали бы самыми радикальными феминистками. А невозмутимый Гарри смотрел на нас, и говорил: " - Ничего, сейчас мы немного полечим ваши нервы - а через пару недель я поведу вас на вскрытие трупа. Вы же - будущие журналисты, должны всё увидеть своими глазами!"...

...Когда срок, назначенный Гарри подходил к концу, я не только уже справился с собой, и перестал содрогаться при виде молодых мам с колясками, но и начисто забыл про его угрозу насчёт вскрытия. Однако, Гарри не забыл - и однажды ранним утром, подняв телефонную трубку, я услышал его бодрый голос: " - Привет, старина! Ты не забыл? Сегодня у нас - вскрытие трупа! Жду вас с Вовкой через час возле анатомического корпуса, не опаздывай! А потом - ко мне, на шашлыки!"...

Какое счастье, какое огромное счастье, что в 1989 году в ссср не было сотовых телефонов! Заботившийся о том, чтобы мы успели набрать как можно больше жизненного опыта Гарри, наверное, зазвонил бы меня - а потом обижался, что я проигнорировал такое важное мероприятие!... А так, я просто вышел к назначенному часу из дома, и отправился гулять по книжным магазинам. Когда часа через два я вернулся домой, мне вновь позвонил Гарри:

– Ну что же ты, старина, не пришёл? Опоздал, что-ли?
– я тут же поспешил подтвердить это предположение, - ладно, давай ко мне! Мы с Вовкой уже у меня - только он, почему-то, ни пить, ни есть не может... Ещё в анатомичке ему заплохело, и мы ушли, да... Ну, давай - у нас здесь шашлык, и бутыль медицинского спирта! Ждём!...

Вовку я застал даже не зелёным, а каким-то фиолетовым. Он, правда, уже успел немного прийти в себя, приняв на грудь пол-стакана spiritusa vini, и едва я зашёл, как он бросился ко мне с воплем:

– Старичок!!! Ты не представляешь даже, КАК Я ТЕПЕРЬ НЕ ХОЧУ УМИРАТЬ!!! Ты не представляешь, как......
– далее минуты три несчастный Володька делился впечатлениями от всего увиденного и пережитого.

– Ну, подумаешь - мозги из трупа извлекли!
– философски возразил на это Гарри, - я с него едва скальп снял, а Вовка тут же начал за стены хвататься. А уж когда наш профессор крышку черепа снял...
– Гарри затянулся своей "беломориной" - да-а, жаль, что ты не сходил с нами на вскрытие трупа...

Именно тогда - после скальпирования покойника - Вовка и прозвал его Индейцем. И - пристало.

...Вообще, неизвестно ещё, сколько бы относительно вменяемых людей этот гад довёл бы до обмороков и стационаров психушки, если бы его не выгнали из медицинского, и он не ушёл бы работать на телевидение. Так, однажды, он - из самых лучших побуждений, заметим - опоил ещё двоих наших друзей так, что они потом года два вели совершенно трезвый образ жизни - а при одном лишь слове "спирт" им начинали мальчики кровавые мерещиться...