Исцеление
Шрифт:
— Вот что, Валентин Петрович, Чабрецова и Никифорова до этого вели разные отделы, мы не были уверены, что они связаны между собой. Принимайте на себя руководство операцией, я соответственно распоряжусь, держите меня постоянно в курсе событий.
— Есть, товарищ генерал.
Пустовалов пошел к себе, думая, чего не хватало бывшему шефу, почему переметнулся? На такой должности мог натворить ого-го… а может и натворил… Он не борец за идею — деньги, зелененькие, за них он продал всех: товарищей, Родину. Сволочь, еще командовал тут, подлец…
Здание управления ФСБ старинной постройки
Степанов ничего не менял в нем, кроме настольных принадлежностей, не гармонирующих друг с другом. Серый пластмассовый стаканчик для карандашей уживался каким-то образом с изящной бронзовой статуэткой — часами, а старая, потрескавшаяся от времени, деревянная подставка для перекидного календаря старалась подружиться с современным письменным прибором.
Стаканчик и перекидной календарь исчезли, как и сделанная на заказ статуэтка человеческой головы с большими ушами, глазами и зашитым ртом — своеобразное подражание статуэтки шефа Абвера Канариса, означающая все вижу, слышу и молчу. Но зашитый рот символизировал жестокое насилие, вовсе не означающее, по мнению Степанова, желание молчать. И на столе появилась другая фигурка с большими ушами, глазами и прижатым к губам пальцем, заменяющая принуждение на добровольность.
«Распороли шовчики «зелененькие ножницы», развалили «зеленью» до задницы, обнажая алчное нутро, — думал о Чабрецове Пустовалов. — Ходит еще эта гниль по улицам, коптит Россию смердящими делами».
Он зашел в свой кабинет, закурил с наслаждением и принялся за работу. Многое предстояло сделать: разработать план мероприятий, скорректировать действия групп, наблюдающих за двумя объектами. Степанов не поделился с ним своими мыслями, значит, доверяет, считает, что будет принято правильное решение, рассуждал Пустовалов.
Уважал он этого молодого генерала и самому не хотелось опарафиниться. Исполняя обязанности начальника отдела, не хотелось опозориться, не справиться с порученным делом, да и пост начальника отдела не помешал бы ему, считал он себя достойным этой должности.
Объединение двух операций под одним руководством позволяло Пустовалову сосредоточить силы в нужном направлении, перегруппировывать их в зависимости от изменения ситуации. Это уже была его операция, его первое серьезное дело, из которого он должен выйти с честью.
Он сосредоточил силы на возможной встрече объектов завтра в 10 часов, рассуждая, примерно, как Степанов, не исключая возможность контакта где-нибудь в лесу за городом, когда близко подойти станет небезопасно для обнаружения. Обнаружат слежку объекты — и все пропало, затаятся, затихнут и очень трудно будет разоблачить их. Что они могут предъявить сейчас суду — свои мысли и планы, уверенность в совершенных объектами правонарушениях? Смешно!
Он решил еще раз собрать вечером всех сотрудников, когда объекты будут находиться
На инструктаже они подробно разобрали свои действия с учетом того, как оторвался эксгенерал от слежки. Завтра он, вероятно, пойдет на встречу, где обменяется информацией со вторым объектом, а это уже зацепка и она может быть серьезной. Поэтому Чабрецов приложит все усилия, все свои возможности, чтобы оторваться от вероятной слежки.
Пустовалов видел, что сотрудники понимают поставленную перед ними задачу, предполагая неординарные действия объекта — с уходом через вторые двери, затаивание в какой-нибудь подворотне с целью выявления хвоста. Они понимали так же, что Чабрецов, зная досконально силы и возможности управления, обязательно попытается выявить вначале ведущееся за ним наблюдение, как он это чуть не сделал в парке. Если бы не команда Степанова, никто бы и не ушел оттуда, принимая бывшего начальника за своего старшего товарища, который много лет руководил подобными операциями.
Ночью Пустовалов спал плохо, все время прокручивая в голове возможные варианты. Забывшись под утро, поморщился от звонка будильника, но вскочил резко, принял холодный душ и попытался позавтракать. Проглотив несколько маленьких ломтиков ветчины и выпив крепкий кофе, уехал на работу. И вовремя, Чабрецов уже вышел из дома и кружил по городу, явно выявляя возможное наружное наблюдение. Только знание одного из дворов спасло сотрудников от провала.
Чабрецов зашел в арку двора и затаился в подъезде, поджидая бывших коллег. Они уже было сунулись немного погодя за ним, но один оперативник хорошо знал это место и пояснил, что это тупик и из него нет другого выхода, кроме как подняться на чердак и спуститься по пожарной лестнице на другую, соседнюю улицу.
Группа разделилась, одна осталась поджидать объект на выходе, другая переместилась на соседнюю улицу, где мог появиться Чабрецов. А он, выждав минут 15, действительно через чердак перебрался на соседнюю улицу и пошел по ней неторопливой походкой прогуливающегося пенсионера.
Внезапно остановив частника, он быстро нырнул в машину и проехал в ней пару кварталов, выйдя у кооперативных гаражей. Через несколько минут он уже выезжал из гаража на УАЗике, о существовании которого в управлении не знал никто. Машину «пробили» по номерам, она принадлежала другому человеку. Скорее всего, Чабрецов ездил на ней по доверенности, «раз в год по обещанию». Красть машины он не станет — все-таки генерал, хоть и в отставке.
Он ехал тихо, не нарушая правил дорожного движения, и только один раз на светофоре, перед выездом из города, проскочил на красный свет, еще раз пытаясь убедиться, что все чисто, хвоста нет. Через 20 километров свернул в лес на проселочную дорогу, по которой мог пройти только УАЗик или джип, но никак не могли пройти никифоровские «Жигули», которые уже отъезжали от дома.
Пустовалов сверился с картой, дорога вела к трем заливам, и он вспомнил цифру «2». «Второй залив, да, да — второй залив», — барабаня пальцами по столу, соображал он.