Ищейки
Шрифт:
– Вся столица взбудоражена, - мрачно сказал гость, глядя в темные глаза того, кто пригласил его сюда, в сердце леса.
– И я очень надеюсь, что вы объясните мне причину этого.
Человек с той стороны порога посторонился, молча приглашая войти. Длинные рукава его одеяния колыхнулись, как крылья готового взлететь ворона. Гость, миг помедлив, шагнул внутрь. Промокший плащ тоже делал его похожим на птицу, на гигантскую скукожившуюся сову. Дверь закрылась, оставляя снаружи тихий шум дождя.
Стоящая у ограды лошадка терпеливо ждала, когда тот, кто потащил ее в такую погоду прочь из города, выйдет из этого странного, покосившегося дома.
Глава 2. Старые связи
Ранним утром, следуя намеченному плану, Йон вытащил из-под кровати плетеный чемодан, из которого извлек сложенную вчетверо форму. Задумчиво разложил ее на кровати и, чуть помедлив, погладил рукой серую потертую ткань, восстанавливая в памяти забытые ощущения. Без знаков различия она ничем не отличалась от той, что носили служащие магистратов.
Ровно час спустя в дверь павильона у озера входил немолодой, подтянутый дознаватель, в холодных светлых глаза которого застыла угрюмая решимость всех построить и всем выдать, причем сполна. При виде него военные, охранявшие дом, вытянулись и склонили головы в молчаливом приветствии. Ну, правильно, молодцы, ребята, небось важного человека сам магистрат прислал, надо быть почтительными.
Йон усмехнулся, задвигая перегородку и оставаясь один на один с произошедшим в доме. Все же, пусть и восемь лет прошло, а хватки и привычек он не утратил. И чего эти придурки тут торчат? Хотя, что это он, имело же место покушение на сына магистрата - государственное преступление военной подсудности. Только вот опыта у этой подсудности...
Он остановился посреди разгромленной гостиной, оглядывая ее. Несомненно, помещение при жизни хозяина было уютное и жутко дорогое, вон, одни лаковые картинки стоят, небось, как пять столичных кварталов вместе с жильцами. Однако, обстоятельства смерти существенно все изгадили. Кровь залила золотистую бумагу и глянцевый лак, намертво впиталась в циновки. Мебель, низкая, в стиле Второй династии, была разбросана по всей комнате и переломана, словно тут метались два внезапно взбесившихся зверя. Маленький столик для приема гостей раздавлен в щепки. Часть крови на полу тянулась широкими мазками, будто рамазанная гигантской кистью. И все это обозревал из инкрустированной эмалью рамки портрет покойника, брезгливо поджав губы. Аккуратный лакированный комодик, на котором он стоял, и приставленный к комодику в качестве ансамбля домашний алтарь в ходе драки за жизнь не пострадали.
– И что же тут было, а?
– спросил вслух Йон, обращаясь к портрету.
– Эй, придурок, ты меня слышишь?
Портрет закономерно не ответил, и Рейке не осталось ничего, как самому попытаться понять, чем же нарисована эта картина.
Кровь. Разбитая мебель. Синяки на лице и груди убитого, и три пореза на теле, нанесенных умелой рукой кота. И такая кровь. Не вяжется.
Давным-давно Йону доводилось видеть, как работают севрасские наемники. Это было чисто. Тень, возникшая из ниоткуда, исчезала в никуда, оставляя после себя труп в луже крови. Поймать эту тень было невозможно, потому что только самый яркий
И, вдруг, политый кровью бардак. Что случилось? Покойник сопротивлялся? Смешно. Нельзя сопротивляться тому, чего не видишь. Но у тула морда в синяках, а, значит, убили его не сразу.
Йон покружил по комнате, внимательно глядя под ноги. Разбитый столик, среди щепок и лакированных обломков, вперемешку, фарфоровые осколки, размазанная еда, цветы. Пришлось встать на колени, чтобы поближе разглядеть это месиво. Крошки печенья и цветочный мед. Красное вино разлилось, запах специй до сих пор силен. Стол был накрыт для свидания с женщиной, на деловые встречи такое не подают. Йон развернулся к столику спиной, сел, скрестив ноги. Он был готов сто лян поставить, что отсюда все и началось. Отсюда, от лакированного столика со сладостями, окруженного десятками мягких шелковых подушек.
У Ойзо-младшего разбито лицо. Один удар пришелся справа, в губы, второй в левую скулу. И синяки по груди, мелкие, но частые.
– Ах, ты ж скотина!
– выдохнул Йон, когда сообразил, чем конкретно занимался тут накануне гибели магистратов сынок. Он часто видел такие повреждения там, в далекой другой жизни, когда ему притаскивали насильников. Так бьет, сопротивляясь, жертва, прижатая к земле тяжелым мужским телом.
– Кастрировать тебя мало, сучье вымя!
Он встал и огляделся. Все верно. Жертва сопротивлялась. И вот почему так легла кровь. Перед смертью Ойзо бегал по комнате, то ли спасаясь, то ли пытаясь догнать убийцу. Последнее, конечно, маловероятно.
Интересно, кто она, эта несчастная? Вряд ли из общества, иначе шум бы уже подняли, да и где приличная девушка сможет связаться с севрасцем? А, значит, ходил этот мальчик из хорошей семьи по борделям и розовым домикам...
Насвистывая под нос, Йон завершил круг почета по комнате и остановился у нетронутого дракой угла. Алтарь венчала статуэтка Повелителя Быков, типичный выбор покровителя для мальчиков из чиновничьих семей, которым от мысли о служении посвященных делается мокро в штанах. Причем даже здесь поклонение хромало, вон и портретик стоит над алтарем. Нехорошо.
Быстрыми, привычными движениями Йон распотрошил комод, выдвигая ящички. Сунул в нагрудный карман перевязанную розовой лентой пачку надушенных писем, в другой - стянутую простой бечевкой пачку счетов. Поковырял пальцем в фарфоровой баночке с духами. Запах был приятный и жить не мешал, небось, стоят такие как три месячных дохода малолетнего дока. Подумав, сунул баночку в тот же карман, что и счета.
Еще раз окинул взглядом композицию на алтаре и вдруг заметил, что в жертвенной чаше, из-под уложенных пирамидкой яблок, торчит голубой шелковый лоскут. Пришлось, предварительно извинившись, вытащить его наружу.
Это оказался маленький плотный сверток. Йон потыкал в него пальцем, пытаясь на ощупь определить содержимое, но тут за перегородкой раздались голоса. Он отчетливо различил слова "дознаватель", "магистрат", потом был вопль и в тот момент, когда перегородка отъехала в сторону, Йон рыбкой выпрыгнул в окно, порадовавшись, что не стал снимать ботинки.
Привычно перекатился по земле, смягчая удар, и, вскочив, понесся прямиком к забору. Фора у него была приличная, учитывая, что те два болвана у двери умудрились разуться из уважения к хозяину дома.