Исчезающая ведьма
Шрифт:
— Почему ты ещё час назад не накрыла стол госпоже? Ты же знаешь, голод вызывает у неё головную боль. Поторопись, женщина, сейчас же неси ей мясо. Сам я уже поел, но можешь подать мне немного вина.
— Не трудись нести мне еду, Беата, — резко сказала Эдит. — Если мой супруг не желает ужинать, я тоже не стану.
— Ну что ты, дорогая. Тебе нужно поесть хоть что-нибудь, — попытался смягчить её Роберт. — Ты же знаешь, от этого тебе станет лучше. Пусть Беата принесёт горячий поссет {15} . Он быстро тебя согреет и развеселит.
15
Поссет —
Он подошёл к жене и попытался поцеловать чисто выщипанный лоб, но она отвернулась, и он поцеловал пустоту.
Беата ухватилась за его последнее предложение.
— Я сию минуту принесу поссет, мастер Роберт, — отозвалась она, хотя не намеревалась подавать Эдит такое опасное оружие, как горячая жидкость, когда та в таком настроении.
Роберт прошагал к очагу и остановился спиной к нему, задрав полы своего упелянда {16} , чтобы погреть спину. Эту привычку Эдит находила вульгарной, но он часто делал так, не задумываясь, как и сейчас.
16
Упелянд — плащ-накидка (до колен или до пят) без рукавов, надевается через голову, с вышитым или глухим стоячим воротником.
— А где наш юный Адам? Почему не встречает отца? — Он нахмурился. — Мальчик не заболел?
— Он здоров, хотя, если я стану держать его здесь по полночи в ожидании отца, на нём это отразится. Я отправила его спать час назад.
Роберт чувствовал нарастающее раздражение. Она нянчит мальчишку, как будто тот до сих пор младенец. Ещё пара месяцев, и он заберёт сына, отправит учиться торговле, как учатся множество мальчиков его возраста.
Эдит гордо вернулась на своё место и снова взялась за вышивку.
— Надеюсь, сегодня дела шли неплохо?
— Неплохо, неплохо. — Роберт пригладил седеющие волосы. — Мы получили от флорентийцев хорошие деньги за линкольнский зелёный, но мне сказали, что лодочники потребовали пенни вперёд за доставку груза. И некоторые купцы уже им уступили, дьявол их забери. Тут надо твёрдо стоять на своём. Если один из нас поддаётся этим вороватым пройдохам, тем хуже для остальных.
— Поэтому тебе пришлось работать допоздна? Ты встречался с другими купцами?
Эдит подняла взгляд, внимательно изучая мужа.
Роберт колебался только секунду.
— Ты же знаешь, как это, дорогая. Начинаешь разговор про цены на шерсть и транспортные издержки — кстати, Англия на пороге разорения — и не успеешь оглянуться, как уже втянут в обсуждения последних сплетен из королевского двора.
— Расскажи, — преувеличенно заинтересованно попросила Эдит, — что известно о короле?
— Говорят, собирается потребовать от парламента в Нортгемптоне указ о новом налоге на войну с Францией, помимо Шотландии. Помяни моё слово, за этим стоит Джон Гонт. Шотландцы ведь грабят его земли. Он и сейчас там, торгуется с ними, спасает своё богатство, а не казну Англии. Но молодой король
— А что насчёт сплетен поближе к дому? — прервала Эдит. — Их ты тоже обсуждал с товарищами по гильдии?
Роберта раздосадовало, что его перебили.
— Сплетен касательно вдовы Кэтлин, — продолжила Эдит. — Ты уверен, что ужинал этим вечером за столом с купцами, а не у неё? За прошлую неделю тебя дважды видели на её улице.
— Я торгую в этом городе и прохожу по делам по двадцати улицам в день. Полагаю, меня видели на множестве улиц, с десяток раз за неделю.
Эдит бросила притворяться, что вышивает.
— Тебя видели входящим в её дом.
— Наверняка это твоя кузина Мод. Лучше бы заботилась о муже и сыновьях, чем подсматривать целый день через ставни. Вечно суёт нос в чужие дела, он у неё уже такой длинный, что просто удивительно, как какая-нибудь птица не склевала. Проклятье, Эдит, сначала твоя мать, теперь эта кузина нашёптывает всякую дрянь тебе в уши. Ты что, подрядила всех женщин своей семьи шпионить за мной?
— И хорошо, что Мод проявляет к нашей семье интерес. Если бы не она, я не знала бы, в чьей постели спит мой собственный муж, хотя, надо сказать, половина Линкольна знает и посмеиваются у меня за спиной.
Роберт залился краской и в ярости набросился на жену.
— Сколько раз тебе говорить? Я не сплю ни в чьей постели, только в своей. Я лишь навещал госпожу Кэтлин, чтобы дать ей советы по ведению дел и вложению денег. Ей самой не разобраться в контрактах и записях.
— В Линкольне тьма адвокатов. Почему бы ей не нанять одного для этих так называемых контрактов? — Эдит выплюнула это слово, как протухшую устрицу.
— От адвокатов её и приходится защищать, — сказал Роберт. — Стоит им прицепиться, не отстанут, пока не обдерут до последнего пенни, а потом в уплату за это ещё и дом отберут.
— А ты как раз тот, кто защищает невинную овечку от злых волков? И кто тебя назначил её сторожем?
— Похоже, Эдит, ты забыла, что я — мастер Гильдии купцов, — рявкнул Роберт. — Вот она и пришла ко мне за советом. Разве отец Ремигий не твердил нам о справедливости для вдов и сирот? Милосердия ради, я не мог от неё отвернуться.
— Уж ты точно не мог, супруг. Хотя мне это кажется странным — в городе десятки бедных вдов, но я что-то не слышала, чтобы ты ходил к ним в дом помогать. Скажи-ка мне, Роберт, будь она высохшей старой каргой, ты так же поскакал бы на помощь?
Когда нечиста совесть, слова жалят больнее, и Роберт ощутил их удар, но этот укол его не сломил.
— Да какое право ты имеешь меня допрашивать, будто я один из твоих слуг? Я хозяин в собственном доме. Многие мои братья по гильдии снимают дома для любовниц и открыто их посещают. И даже имеют от них потомство, а жёны ни словом не возражают. Хью де Гарвелл был членом Парламента, и он на каждую ночь выбирает себе в борделе новую шлюху, а когда возвращается, супруга встречает его улыбкой и добрым ужином. Я всегда был тебе честным мужем, и вот твоя благодарность — дикие, нелепые обвинения. Пожалуй, стоит мне завтра составить компанию Хью в борделе, чтобы у тебя была причина позлиться.