Исчезающая ведьма
Шрифт:
Пиршества и танцы продолжались несколько дней, ведь родители невесты были богатыми помещиками и могли себе это позволить. У нас с Уорриком была уйма времени для танцев и совместных прогулок, и, прежде чем гости разошлись, он уговорил отца попросить у родителей моей руки.
Родители сперва приняли предложение с осторожностью, они почти не знали его семью, живущую от нас за много миль, но я умоляла их на коленях, ибо была безнадёжно влюблена в Уоррика. Он казался мне тогда самым очаровательным мужчиной на земле. Уоррик поклялся моим родителям, что постарается
Поначалу всё было так, как он и обещал. Его отец подарил нам один из своих домов, и после смерти отца Уоррику предстояло унаследовать все его владения. Первое время мы почти не расставались, но уже тогда я начала замечать жестокие черты его характера.
Он высмеивал и унижал слуг на потеху своим друзьям, а однажды отнял у соседского ребёнка кошку и утопил прямо у него на глазах. Кошка, видите ли, испугала его лошадь, когда выбежала на дорогу, спасаясь от гончих. Самой большой страстью Уоррика была охота. Никогда он не был счастливей, чем в седле, с соколом на перчатке, в сопровождении своры псов.
Я старалась не обращать внимания на тёмные стороны его натуры, отказываясь видеть недостатки в человеке, которого любила. Признаюсь, я была слаба и наивна. Я всё бы отдала за то, чтобы Уоррик любил меня так, как любила его я. День казался раем, когда он мне улыбался, и превращался в ад, стоило ему нахмуриться.
Между нами всё было прекрасно, пока мой живот не раздулся от плода нашей любви. Я тут же стала предметом его насмешек. «Моя жена — знатная свиноматка, — сказал он однажды перед слугами. — Вам следует месить ей еду в колоде с другими свиньями. Надо бы нам кинуть в неё несколько копий, потренироваться в охоте на кабана». Слуги вымученно смеялись, боясь его прогневить.
Всё время, что я носила нашего сына, Уоррик не прикасался ко мне и не звал в свою постель, я была ему противна. Он даже не скрывал, что частенько наведывается в деревню, поразвлечься с селянками. Я молчала, молилась и надеялась, что, когда родится ребёнок, между нами будет всё, как и прежде.
Но этому уже не суждено было случиться. Я была нечиста в его глазах, и хотя он изредка и навещал меня в постели, когда поблизости не было подходящей женщины, чтобы удовлетворить похоть, его звериные ласки были для меня сущим наказанием. Но, даже не желая меня больше, он безумно ревновал, стоило мне проявить нежность к сыну. Всегда находил предлог, чтобы поиздеваться над мальчиком.
Несмотря на его редкие посещения, я снова забеременела. На сей раз он обвинил меня в неверности, утверждая, что ребёнок не от него. Клянусь жизнью Леонии, за все годы нашего брака, я не то что изменить, даже помыслить об этом не смела. И я боялась за своё дитя, ибо к тому времени уже знала, на что он способен. Но что мне оставалось делать? Уоррик был моим мужем и, как говорил священник, я поклялась перед Господом, что буду с ним в горе и в радости, пока смерть не разлучит нас. Моя
Однако не все женщины охотно ложились под Уоррика. Многих беззащитных девушек он брал силой, и одна из жертв понесла от него. Мать девушки привела её в дом, пытаясь призвать Уоррика к ответу, но, едва увидев её раздутый живот, он тут же начал насмехаться над ней, как некогда надо мной. В ту же ночь, не вынеся позора, девушка повесилась в лесу.
Но мать девушки была ведьмой. Вся деревня знала об этом, но Уоррик был чужд суеверий. Женщина с трупом своей дочери на руках поклялась её душой и душой нерождённого дитя, что будет преследовать Уоррика до самых адских врат.
Слухи об этом быстро распространились, и многие предостерегали Уоррика, предлагая откупиться от колдуньи, пока та не осуществила свою угрозу, но он лишь смеялся в ответ. «Что эта жалкая ведьма может мне сделать?» — вопрошал он.
Казалось, колдунья и впрямь была бессильна перед ним, болезни и невзгоды обходили его стороной. Как-то раз в День святого Стефана он пригласил гостей поохотиться. Оседлав любимую кобылу, он стремглав понёсся вперёд в сопровождении радостно лающей под зимним солнцем сворой гончих. Я не поехала с ним, потому что скоро должна была разрешиться от бремени.
Земля заледенела, и каждое дерево искрилось морозным инеем. Несколько детишек увязались следом, чтобы поохотиться на вьюрков, как было заведено в тот день. Но Уоррика с друзьями интересовала добыча покрупнее. Им не пришлось долго ждать, и вскоре гончие уже преследовали великолепного оленя. Тот ускорил бег, но собаки бежали за ним по пятам, а охотники скакали следом. Они уже решили завалить зверя, но тот бросился в лес, и преследователям пришлось замедлить темп из-за нависающих ветвей и густо разросшегося подлеска.
Но Уоррик был не таков. Погоня распалила его, он прокладывал дорогу, подстёгивая лошадь и безрассудно перемахивая через упавшие деревья. И когда загнанный олень уже развернулся к преследователям, огромный заяц выпрыгнул из кустов ежевики прямо под копыта лошади Уоррика. Перепуганная кобыла взбрыкнула и сбросила седока на поваленное дерево. Он рухнул наземь, ударившись головой о ствол.
Когда подоспели остальные охотники, они застали его ещё живым, но он раскроил себе череп, напоровшись на сук. Умирая, Уоррик указывал в ту сторону, куда побежал заяц, моля друзей отомстить за него, изловить зайца и бросить на растерзание псам.
Кто-то сразу же ринулся с гончими в указанном направлении. Собаки моментально взяли след. С дружным лаем они преследовали зайца, увлекая за собой охотников. Но, достигнув лесной поляны, они остановились. Гончие беспорядочно рыскали по поляне, безуспешно пытаясь взять след, но, казалось, они сбиты с толку и постоянно возвращались к пню, на котором сидела женщина, запыхавшаяся, словно после продолжительного бега.
— Мастер Уоррик мёртв? — спросила она охотников.
Охотники смотрели на неё, разинув рты, ибо поляна была далеко от места трагедии. Но они рассказали ей, как было дело.