Исчезнувшая
Шрифт:
— А как вы добиваетесь, чтобы люди верили вам, открывали правду?
«Откуда, мать его так, эта девчонка взялась? — подумал я тогда. — Это что, шутка?»
Спрашивается, почему я на нее повелся? Я всегда был верен Эми. Я тот парень, который уходит из бара раньше других, если женщины становятся слишком кокетливыми или в их обществе ему делается слишком хорошо. Я не обманывал никогда. Мне не нравятся (или не нравились?) обманщики — вертлявые, наглые, мелочные, развратные. Я не поддавался соблазнам. Но тогда я еще был счастлив. Мне противно осознавать, что ответ настолько прост. В той жизни я был счастлив, а сейчас — нет. И тут появляется Энди, задерживается после занятий, интересуясь моей
На следующее занятие Энди принесла мне яблоко. «Ред делишес» — вот подходящее заглавие для нашей с ней истории, если я когда-нибудь соберусь ее написать. Она попросила меня высказать мнение о ее ранней рукописи. Речь шла о стриптизерше из клуба Сент-Луиса, и статья здорово смахивала на то, что печатает «Пентхаус форум». Пока я читал, Энди, заглядывая мне через плечо, начала есть мое яблоко. Глядя на капельки сока на ее губах, я подумал: «Срань Господня! А ведь эта девчонка пытается соблазнить меня…» И ощутил себя по-дурацки — состарившийся Бенджамин Брэддок из «Выпускника».
Но все же это сработало. Я начал подумывать о связи с Энди как о побеге, о спасении. О возможности выбора. Возвращаясь домой, я видел Эми, свернувшуюся клубочком на диване, Эми, уставившуюся в стену, Эми, которая никогда не заговорит первой. Вечная игра в ледяное сердце, постоянный поиск разумного ответа — что же осчастливит ее сегодня? И я подумал: «Энди никогда не станет так себя вести». Как будто я знал ее. «Энди будет смеяться над моими шутками. Энди захочет послушать мой рассказ». Энди — ирландская девчонка из моего родного города, хорошенькая, добрая, с полной грудью. На моих занятиях она всегда сидела на первой парте и казалась очень увлеченной.
Когда я думал об Энди, мои кишки не скручивало в узел, как при мысли о жене, — постоянный страх возвращения в дом, где меня не ждут.
И я начал фантазировать, что могло бы получиться между нами. Я страстно возжаждал ее прикосновения — да-да, как в плохом сингле восьмидесятых, — и мечтал о ее прикосновении, мечтал о прикосновении вообще, поскольку моя жена избегала меня. Дома она скользила мимо холодная, как рыба, оказываясь поблизости только на кухне или лестничной площадке. По вечерам мы смотрели телевизор, сидя в разных углах дивана, — каждый на своей диванной подушке, как на индивидуальном спасательном плотике. В постели она поворачивалась спиной, устраивая завалы из одеял и простынь между нами. Однажды ночью я проснулся и, зная, что она спит, стянул ее бретельку с плеча и прижал ладонь и щеку к обнаженной коже. В ту ночь я больше не уснул, наполненный отвращением к самому себе. Я выбрался из постели и мастурбировал в душе, представляя Эми, ее пристальный взгляд, каким она обычно смотрела на меня, тяжелый взгляд восходящей луны, пронзающий насквозь. Кончив, я сидел и тупо глядел на сливное отверстие. Мой член жалко вытянулся вдоль левого бедра, как некий морской зверек, выброшенный волнами на берег. Униженный, я сидел в ванне и пытался не расплакаться.
А вот как все произошло. В странную, внезапную метель в начале апреля. Не этого года, а прошлого. Я работал в «Баре» один, поскольку очередь проводить вечер с мамой выпала Го. Мы с ней попеременно оставались дома и смотрели с мамой дрянные передачи по телевизору. Мама угасала, ей оставался год, а то и меньше.
В тот раз я чувствовал себя весьма неплохо — мама и Го сидели дома, смотрели пляжный фильм с Аннет Фуничелло,
Она рассмеялась голосом распутной пиратки и толкнула меня внутрь.
— У меня только что было фантастически ужасное свидание. Вам придется выпить со мной. — Снежинки скопились в волнах ее волос, хорошенькие веснушки светились, а щеки пылали румянцем, будто кто-то надавал ей пощечин. — Ник, мне очень нужно смыть вкус неудачного свидания с языка.
Я помню, как рассмеялся и подумал, что приятно будет посидеть с ней, послушать ее смех. Энди носила джинсы и кашемировый свитер с глубоким вырезом на груди. Она вообще из тех девушек, кому брюки идут больше, чем платье. И выглядела с головы до пят сексуальной, как никогда. Усевшись напротив меня за барную стойку, она принялась изучать ряды бутылок за моей спиной.
— Что изволит заказать дама?
— Удивите меня, — ответила она.
— У-у-у… — протянул я, складывая губы, как для поцелуя.
— Для начала удивите меня напитком. — Энди наклонилась вперед, облокачиваясь на стойку; ее грудь выглянула из выреза.
Кулон, висевший на тонкой золотой цепочке, оставался под свитером.
«Не уподобляйся парням, — одернул я себя, — которые высматривают, где спрятался этот кулон».
— Какие предпочтения?
— Мне понравится все, что я получу от вас.
Вот на эту незамысловатую наживку она меня и поймала. Намекнув на то, что я легко и просто могу сделать женщину счастливой.
«Мне понравится все, что я получу от вас…»
А потом я понял, что больше не люблю Эми.
«Я больше не люблю свою жену, — говорил себе я, отворачиваясь, чтобы смешать два коктейля. — Ни капельки. Любовь испарилась начисто, не оставив и следа».
Целый час мы пили и болтали. Я трижды упомянул жену, а сам смотрел на Энди, представляя ее без одежды. Предупредил:
— Я женат. Понимай это как хочешь.
А она сидела передо мной, подперев рукой подбородок, и улыбалась и вдруг сказала:
— Проводишь меня домой?
Раньше Энди упоминала, что живет практически в центре города и может как-нибудь вечерком просто заглянуть в «Бар» поздороваться. Но точного адреса так и не назвала.
Мой разум пришел в полное смятение. Много раз я мысленно прогуливался через несколько кварталов, до ее аккуратного кирпичного домика. И вдруг на самом деле выхожу за дверь и держу путь к жилищу Энди. И это кажется совершенно естественным. Никакого сигнала тревоги: стой, парень, так же нельзя, это неправильно.
Я провожал Энди, шагая против метели, из-за которой ее красный шарф разматывался снова и снова… Когда в третий раз я помог заправить его как следует, наши лица оказались близко-близко. Ее щеки горели, как после катания на санках в мороз. Произошло то, чего могло не произойти никогда, гуляй мы хоть сотню вечеров подряд. Беседа, спиртное, вьюга, шарф.
Мы впились друг в друга. Я прижал Энди к дереву, и в этот миг длинная ветвь, внезапно распрямившись, обрушила на нас груду снега. Но неожиданная помеха сделала меня лишь настойчивее в желании ощущать тело девушки. Одна рука скользнула под свитер, вторая — между ногами. Она не сопротивлялась. Но слегка отстранилась и проговорила, стуча зубами: