Исчезнувший
Шрифт:
«Они настоящие!»
Опустив руки, Кара вновь оглядела аудиторию. Лицо ее было серьезным.
— Есть одна книга, — звучным голосом сказала она, — которая написана тысячи лет назад римским писателем Овидием. Эта книга называется «Метаморфозы». От слова «метаморфозис» — когда гусеница превращается... — Кара раскрыла ладонь, и оттуда вылетела бабочка, сразу же скрывшаяся за сценой.
В свое время Райм четыре года учил латынь, и ему приходилось переводить Овидия. Помнится, это было тринадцать или четырнадцать коротких мифов, изложенных в поэтической форме. С чего это Кара вдруг вспомнила о них? Читать лекцию
— "Метаморфозы", — продолжала между тем Кара, — это книга о превращениях. О том, как люди превращаются в других людей, в животных, в деревья, в неодушевленные предметы. Одни рассказы Овидия трагичны, другие увлекательны, но все они имеют между собой нечто общее. — Выдержав паузу, она громко произнесла: — Это магия! — и исчезла в облаке светящегося дыма.
В течение следующих сорока минут Кара очаровывала аудиторию серией иллюзий и манипуляций — все они были тематически связаны с той или иной поэмой из «Метаморфоз» Овидия. Райм вскоре отказался от попыток уловить движения ее рук. Конечно, он был увлечен драматизмом ее историй, но даже когда криминалисту удавалось избавиться от чар и следить за движениями рук Кары, он не мог понять ее метод. После долгих оваций и вызова на бис, когда Кара превращалась в пожилую женщину, а затем в молодую («молодой становится старым... старый — молодым»), она наконец покинула сцену. Через пять минут Кара, в джинсах и белой блузке, вышла в зал, чтобы поздороваться с друзьями.
Продавец бальзаковского магазина выставил на стол кувшин с вином, булочки, кофе и прохладительные напитки.
— А скотча нет? — спросил Райм, окинув взглядом скромное угощение.
— Простите, нет, сэр, — ответил бородатый молодой человек.
Сакс, уже державшая в руках бокал с вином, приветственно кивнула присоединившейся к ним Каре.
— Как здорово! — воскликнула та. — Я и не думала вас здесь увидеть.
— Ну что сказать? — улыбнулась Сакс. — Это просто фантастика.
— Великолепно, — подтвердил Райм, поглядывая в сторону бара. — Может, там где-нибудь есть виски, а, Том?
— А характер вы можете менять? — поинтересовался Том. Взяв два бокала шардонне, он опустил в один соломинку и подал Райму. — Или это, Линкольн, или вообще ничего.
— Мне понравилась концовка молодость — старость, — сделав глоток, сказал Райм. — Этого я не ожидал. Боялся, что в конце вы сами превратитесь в бабочку.
— Такое не исключено. Со мной можно ожидать чего угодно. Помните, мы говорили о ловкости ума?
— Кара, — сказала Сакс, — ты обязательно должна устроиться в «Сирк фантастик».
Та только засмеялась.
Как показалось Райму, она не хотела касаться этой темы.
— Я иду по графику. Здесь не должно быть спешки. Многие допускают ошибку, пытаясь слишком быстро вырваться вперед.
— Давайте пойдем куда-нибудь поедим, — предложил Том. — А то я просто умираю от голода. Джейнин, вы тоже пойдете с нами.
Толстушка ответила, что будет очень рада, и предложила одно место возле Джефферсон-маркет на углу Шестой и Десятой.
Кара, однако, отказалась, сославшись на то, что должна
— Да ты с ума сошла, девушка! — нахмурилась Джейнин. — Это тебе-то нужно еще поработать?
— Всего пару часов. Друг мистера Бальзака устраивает вечером частное представление, поэтому мэтр рано закроет магазин, чтобы посмотреть его. — Обменявшись номерами телефонов и пообещав не терять связь, Кара и Сакс обнялись. Райм еще раз поблагодарил Кару.
— Без вас мы бы его не поймали.
— Мы еще приедем к вам в Лас-Вегас, — засмеялся Том.
Райм направил свою коляску к выходу из магазина. Посмотрев налево, он увидел, что Бальзак наблюдает за ним. Затем иллюзионист повернулся к подошедшей к нему Каре, и с ним та держалась совсем по-другому — робко и застенчиво.
Метаморфозы, подумал Райм, глядя, как Бальзак закрывает дверь, изолируя от обычного мира волшебника и его ученицу.
Глава 35
— Повторяю: если вам нужен адвокат, вы получите его.
— Я понимаю, — пробормотал Эрик Вейр.
Сейчас они находились в кабинете Селлитто — небольшой комнате, украшенной, как написал бы в рапорте сам детектив, «фотографией младенца, фотографией мальчика, женской фотографией, картиной с изображением какого-то озера и мертвым растением».
В этом кабинете Селлитто допросил уже сотни подозреваемых. Единственное различие между ними и Эриком Вейром состояло в том, что убийца был прикован двумя парами наручников к стоящему перед столом серому стулу, а за его спиной находился вооруженный патрульный.
— Вам это понятно?
— Я уже сказал: да, — объявил Вейр.
Допрос начался.
В отличие от Райма, специализировавшегося на вещественных доказательствах, детектив первого класса Лон Селлитто был универсальным копом — детективом в полном смысле слова. Он «выявлял» правду, используя ресурсы Нью-Йоркского управления полиции и сопредельных служб, собственную хватку и знание законов улицы. Быть копом — это лучшее в мире занятие, говаривал Селлитто. Эта работа заставляет вас превращаться в актера, политика, шахматного игрока, а иногда — в гангстера или громилу.
Одной из самых привлекательных сторон работы было то, что она давала возможность вести допрос, заставляя подозреваемых сознаться в совершенном преступлении, называть имена сообщников, сообщать местонахождение добычи или тела жертвы.
На сей раз, однако, с самого начала стало ясно, что этот преступник не собирается ни о чем рассказывать.
— Итак, Эрик, что вы знаете об «Ассамблее патриотов»?
— Ничего. Я только читал о них, — ответил Вейр, пытаясь почесать нос о плечо. — Не могли бы вы хоть на минуту снять с меня наручники?
— Нет. Так вы только читали об этой «Ассамблее»?
— Верно.
— Где?
— Кажется, в журнале «Тайм».
— Вы же образованный человек, у вас хорошая речь. Не думаю, что вы разделяете их философию.
— Конечно, нет, — просвистел тот. — По-моему, они сумасшедшие фанатики.
— Поскольку вы не разделяете их политическую линию, единственная причина, побудившая вас убить по заказу «Ассамблеи» Чарлза Грейди, — это деньги. Мы хотим точно знать, кто вас нанял.
— Я вовсе не собирался убивать его, — прошептал задержанный.