Ищите кота (сборник)
Шрифт:
– Хорошо, только…
– Разрешается не до дна, что я, зверь, что ли? Теперь ваша очередь исповедоваться. Вам ведь хочется выплеснуть?
– Наверное. Только у меня язык не поворачивается…
– Для неповорачивающихся языков есть наводящие вопросы. Как вы познакомились со своим мужем?
– Я с ним не знакомилась, он был всегда, с пеленок. Наши родители дружили, и сейчас его родители дружат с моей мамой, папа умер три года назад. Наши отцы дипломаты, вместе работали сначала в Париже, потом в Брюсселе. Все выходные вместе, все отпуска вместе. Я так часто слышала, как Сережа опекал меня в детстве, что кажется, будто помню сама. Пятилетним он возил колясочку со мной, новорожденной, в семь лет заявлял, что я самая красивая девочка на свете, и так далее. Он никогда не называл меня Диной, только Диночкой, и не стыдился перед другими мальчишками за свое сюсюканье. Сергей
Рассказывая, Дина забралась с ногами на диван, согнув их в коленках. Максим укрыл ее пледом и сам устроился в другом углу, положив ноги на журнальный столик.
– В институте, – продолжала Дина, – появились молодые люди, которые проявляли ко мне интерес, да и я к ним. Начались жуткие обиды, Сергей буквально клокотал, лез в драку, устраивал мне сцены, обвинял в предательстве. Его гнев и ярость я могла бы вынести, ведь в юности острые реакции близких людей не больно-то нас трогают. Подумаешь, мама ругается. Подумаешь, Сергей беснуется. Но я не могла вынести его отчаяния, потерянности, щенячьего взгляда – его страданий. Когда страдают наши родные, мы готовы на любые жертвы. Сергей был очень родной, и я к нему вернулась, забыв про флирт на стороне. Сергей очень хороший, – почему-то убеждала Дина Максима. – Умный, сильный, надежный, верный… – Дина смешалась и горько рассмеялась: – Очень верный, как выяснилось. Давай выпьем?
– Давай, – согласился Максим. – За то, что перешли на «ты» без брудершафтов и поцелуев.
«Я бы не отказался», – добавил он мысленно.
– Хорошо, – привычно согласилась Дина. – А пьянствовать не так уж и противно. Почему я раньше редко заглядывала в рюмку?
– У тебя еще все впереди. Продолжай рассказывать.
– Тебе правда не надоело?
– Весь внимание.
Максим не любил чужих исповедей – этот повторяющийся жанр, одни и те же сюжеты, только с разными героями. Если случалось попасть под поток чужих личных откровений, он изображал внимание, но думал о своем. Спроси его потом, про что говорили Петя или Таня, он не смог бы ответить. Но Дину он слушал внимательно: ему нравился звук ее голоса, нравилось, что она не плачется, не проклинает судьбу, не казнит бессовестного супруга, а пытается разобраться в своей жизни, глядя на нее как бы со стороны.
– Я люблю своего мужа, то есть любила, вернее – я его полюбила по-настоящему после свадьбы. Что-то стало расти во мне – что-то хорошее, приятное, чувственное. И вообще мне нравилось замужем, я домашняя женщина. Мне нравилось подбирать мебель в квартиру, и шторы, и светильники, и сантехнику в ванную, и продумывать декорирование стен – мне нравится вить гнездо. А уж когда родился Сережа-маленький, я была на седьмом небе, а Сережа-большой на двадцать седьмом. Однако в глубине души… Спьяну легко тащить секреты из глубины души, – усмехнулась Дина. – Подсознательно я, наверное, всегда считала, что, уступив Сергею, я его облагодетельствовала. Я большой подарок для него. Когда с подарком обращаются нежно и бережно – это нормально и естественно. Поэтому, когда случилось… когда случилось то, что случилось сегодня, во мне, вероятно, не просто гордость обманутой женщины пострадала, а еще и оскорбленное возмущение благодетеля. Знаешь ведь, как это бывает, вроде бы человек и не ведет счет своим добрым поступкам, а потом, если облагодетельствованный повел себя нехорошо, человек возмущается: я ему столько сделал, а он мне…
– Навалил дерьма в шляпу. Пардон! – спохватился Максим. Он неожиданно забыл, что имеет дело не с приятелем, а с дамой.
– Грубо, но точно.
Максим плеснул в рюмки, и Дина без приглашения выпила. Коньяк проваливался в бездонную бочку, казалось, уже не хмелил, но действовал как обезболивающее. Страдающий человек не может оторваться от анальгетика.
– Я не психоаналитик, – пожал плечами Максим, – это они копаются в мотивах, реакциях. С моей точки зрения, важны факты. Была измена – факт. А плохо тебе, потому что мужа любишь или потому что подарком небес себя считаешь, значения не имеет. Какая разница: подстрелили тебя или зарезали, ведь все равно погибаешь.
– Да, погибаю.
– Я имел в виду – фигурально погибаешь.
– У меня такое чувство, как будто застыла перед пропастью. То есть уже качнулась,
– Наверное, не помню. Я был раздавлен и страшно взбешен. Так вот одновременно – раздавлен и взбешен. И еще, конечно, дико оскорблен по-мужски, даже перепуган. Что ты за мужик, если твоя жена ездит к продажным альфонсам? Дальнейшая жизнь показала, что по этой части у меня все в порядке. Я постарался вычеркнуть из памяти, забыть свое супружество. Не было его, и точка.
– Скажи мне, Максим… Если не хочешь, не отвечай…
– Если не захочу, не отвечу. Что?
– В популярной литературе весьма известна теория гиперсексуальности мужчин. Мол, они ничего не могут с собой поделать, когда видят смазливое личико, стройные ножки, кругленькие попки. Происходит выброс гомонов, и мужчина собой не владеет. Он не виноват, это зов природы, не порицайте его, заложника инстинктов.
«Какой вариант ответа, – задумался Максим, – ей подойдет?»
– Ты мне лучше не отвечай, только не ври, – попросила Дина.
– Мы с тобой уже столько приняли на грудь, что находимся в состоянии «ты меня уважаешь», и врать в этом состоянии западло. У нормального мужика с инстинктами все в порядке, и личики-ножки-попки, конечно, вызывают, то есть возбуждают. Но ведь кроме гормонов есть еще белое и серое вещество в мозгах, есть, бывают, – поправился Максим, – высокие чувства, порядочность, наконец… Что-то я не то несу, не могу подобрать слов.
«Я переспал со столькими замужними бабами, доказывая себе свой мачизм, – подумал Максим, – что по большому счету не имею права иметь право высказываться на данную тему. Чего имею – не имею? Кажется, я захмелел».
– Понимаю тебя, – кивнула Дина.
Что она поняла, было неясно. Максим попробовал не то что забросить удочку, а показать наличие снастей.
– Вот ты, Дина, очень симпатичная девушка. Ты мне нравишься, всегда нравилась. Обстановка располагает, – он внимательно смотрел на Дину: клюнет? Не клюнула. – Но я не собираюсь к тебе приставать, потому что я тебя…
– Уважаешь? – подсказала Дина.
– Точно. Минутку! Тогда получается, что всех остальных я не уважал?
– Выходит, чтобы не изменять жене, надо ее уважать, а женщину, с которой вступают во внебрачную связь, не уважают?
– Да, то есть нет. Пошел какой-то пьяный треп.
– А я еще не рассказала про Настю.
– Кто у нас Настя? – спросил Максим и разлил остатки коньяка.
Дина отпила, посмотрела на рюмку:
– Странно, идет точно вода. Настя – моя лучшая подруга, которую я застала с моим мужем, его застала, их застала… У меня стало плохо с русским языком.
– Нормально, говори.
– Родители не одобряли нашу дружбу, но я Настю обожала. Мы с ней сошлись в последних классах школы, когда наша семья вернулась из командировки. Сергей всегда ревновал меня к Насте и упрекал за то, что я себя ставлю как бы ниже Насти. Ее мнение решающее, куда Настя покажет, туда я и бегу, что Настя скажет, то я и делаю. Но мне это было приятно. Понимаешь, я такая блеклая, аморфная, простая, вялая. Не спорь! – остановила Дина жестом Максима. – А Настя – бурная, яркая, из нее фонтаном бьет жизненная сила, эмоции. Кроме того, мы относимся к разным социальным уровням. Мои родители – состоятельные люди, высококультурные и образованные, Настина мама – продавщица, а папа – слесарь в ЖЭКе. Возможно, во мне всегда сидело интеллигентское неудобство и заискивание перед человеком, которому выпал скудный жизненный шанс. О, прости, Максим, ты не любишь психоаналитических копаний. Но как бы то ни было, я всегда завидовала Насте и подчинялась ей. Сергею подчинялась, Насте подчинялась… Девушка с комплексом прислуги. Понимаешь, у меня было пять, десять джинсов, а Настя покупала поддельные китайские и так их расхваливала, кружилась в них, что мои фирменные джинсы казались тряпками. Я всегда радовалась, когда мои вещи перетекали к Насте. Но у нас разные размеры, Настя крупнее. Я специально покупала одежду, в которой утопала, чтобы она досталась Насте. Добренькой получаюсь, правда? Неправда! Мне самой это нравилось. Сергей говорил, что Настя меня использует. Но мне нравилось, что она меня использует! Моя жизнь катила как по рельсам: счастливое детство, институт, удачное замужество. А у Насти – ухабы, перепады, страсти. Я жила ее страстями. Она дважды выходила замуж по бешеной любви и разводилась с кошмарными скандалами. Меня устроили на работу в теплое местечко, где я благополучно продвигалась по карьерной лестнице.