Ищу повод жить (сборник)
Шрифт:
– Можно? – и, не дождавшись ответа, постановила: – Я здесь сяду.
Широко разложив по всему столу свои бумаги, она начала, словно учительница, «объяснять» комиссии свой билет, не забывая при этом периодически улыбаться.
Мужчина вытер пот с багровой макушки, смущённо кашлянул и начал сосредоточенно слушать Тютюникову изредка отвлекаясь на нечаянно образовавшуюся прорезь в её кофточке.
Комиссия зашевелилась, зашуршала, зашепталась… в общем, оживилась, словно после приятного антракта с перекусом и тонизирующими напитками.
И только Ольга Николаевна ещё долго сидела с остекленевшим взглядом, боясь пошевелиться. Она своей ладонью закрыла шпаргалку Тютюниковой, стараясь раздвинуть пальцы как можно шире, словно пряча текст от желающих подглядеть, а затем, улучив момент, украдкой спрятала преступный листок в свою папку.
На следующий день, когда экзаменационные страсти были позади, все активно взялись за подготовку выпускного вечера.
Девушки столпились около деканата, ожидая самого любимого преподавателя – Любимова Евгения Михайловича, привлекательность и обаяние которого давно уже пленили сердца всех женщин института, включая даже пожилых гардеробщиц.
Говорят, на вкус и цвет товарища нет, но этот мужчина был таков, что «удовлетворял» все вкусы, так как каждая женщина, помимо яркого облика, видела в нём своё, подходящее только ей одной.
Увы! Он был один, а «подходящих» женщин – много. И поэтому им приходилось утешаться односторонней любовью на расстоянии.
В конце длинного коридора появился всеобщий любимец.
– Смотрите! Идёт!
– Ой, девочки! Ну до чего же он хорош! Я сейчас умру!
– Хорошо-то как! Одной соперницей будет меньше! Только умирай поскорей, пожалуйста.
– А вот лично я умирать не собираюсь. Век бы любовалась им.
– Что толку от любования?! Я бы всё отдала за один поцелуй с ним!
– Разве тебе есть чего отдавать? Ты же замужем два раза была.
– Уж чья бы корова мычала! У самой-то: муж и двое детей! Не стыдно на чужих мужиков глазеть? Вот я, как разведённая и свободная, имею право.
– Девочки! Не ссорьтесь! Солнышком с неба все пользуемся. Так и наш Женечка… общий.
– Тоже мне солнышко… – бросила недовольную реплику Чукина Аня. – А не забыли, что он женат. И у него десятилетняя дочь, между прочим.
– А никто и не собирается его из семьи уводить. Пусть живёт! – сказала Грачёва Тамара (так звали дважды побывавшую замужем) и мечтательно добавила: – Ну, как можно пройти мимо этой красоты?! Эх… в койку бы к нему.
– Смотри! Допрыгаешься по койкам! – съязвила Зинаида (та, которая была при муже и с двумя детьми).
– Всё испортила! Пофантазировать, что ли, нельзя?
– Да тише вы! Он совсем рядом, – шёпотом цыкнул кто-то.
Вежливо поздоровавшись с разноцветной и благоухающей толпой поклонниц, Любимов Евгений Михайлович торопливо направился в деканат, стараясь как можно быстрей миновать дамский строй.
– Евгений
– Большое спасибо, но я не смогу, – поспешно ответил Любимов и скрылся в деканате, «прихлопнув» дверью разочарованный вздох, пытающийся просочиться следом.
Никто не ожидал столь решительного отказа. Все помрачнели. И лишь Чукина Аня, оптимистичная и жизнерадостная по натуре, шутливо отреагировала на невнимание преподавателя:
– Девчонки! А стоит ли на эту изнеженную обожанием «звезду» свои эмоции тратить?! Мы же послезавтра разъедемся, а ему здесь ещё звездить и звездить. Нам он уже отзвездил, пусть другим позвездит.
– Ну ты и выражаешься! Почти матом, – заметила Грачёва Тамара.
– Слух у тебя извращённый, Грачёва, – продолжала Аня и передразнила: – «Женечка! Ах, Женечка!» Ну, повезло человеку с внешностью! И что? Его, что ли, заслуга?!
– Чукина! Ты действительно равнодушна к нему или прикидываешься?
– Нисколько не прикидываюсь! У меня против красивых мужчин стойкий иммунитет.
– И откуда он у тебя? Прививку, что ли, сделала?
– Переболела, вот он и выработался.
– А сыпи случайно не было? – хихикнул кто-то.
– Сыпи не было, а вот рубцы на душе остались.
– Везёт тебе, Анька! – позавидовала Чукиной Грачёва. – У тебя, хоть и с рубцами, но всё-таки иммунитет! А у меня никакой защиты нет.
– Посмотрите на эту беззащитную! – не выдержала Тютюникова. – Это от тебя надо защищаться. Ты вон как на Женечку глядишь! Не глядишь, а раздеваешь.
– Дурочка! Просто я люблю всё красивое: и вещи, и мужчин! Вот только быстро всё надоедает. С вещами, конечно, проще, можно продать.
– А с мужиками?
Грачёва вздохнула.
– Их даром бросать приходится. Так что ты, Анёк, со своим иммунитетом счастливая.
– Конечно, счастливая, – серьёзно сказала Аня. – И особенно счастливой была тогда, когда не знала, что некрасивая.
Грачёва окинула Аню оценивающим взглядом и хмыкнула:
– Любопытно… а чего знала?
– Знала, что я принцесса! Неужели непонятно? А в десять лет от окружающего мира вдруг узнаю, что никакая я не принцесса! А «мышка серенькая». Такого тогда понаслушалась!
Аня глазами смешно изобразила ужас.
– А ты актриса, – усмехнулась Грачёва.
«Актриса» продолжила:
– …И нос-то у меня с лицом не сочетается! И глаза ко лбу не подходят! Сначала, конечно, я внутренне возмутилась: «Как это? Я же принцесса!». Мне и мама с папой всегда так говорили. А потом вижу: «жизнь-то лучше знает». Как же я на родителей обиделась! Десять лет мне врали, что я красавица! Расстроилась я тогда… не передать словами. И начала жалеть себя и переживать. Жалеть и переживать. А заодно красивым завидовать и злиться на них. И… – Аня, вздохнув, сделала паузу.