Исход. Том 2
Шрифт:
Вечером тридцатого августа Надин Кросс, стоя в подвале дома Гарольда, напряженно следила за ним. Когда Гарольд не занимался с ней изощренными сексуальными играми, казалось, он удаляется в некое потаенное, уединенное место, в котором она утрачивала контроль над ним. Когда он находился в таком месте, то казался уравновешенным и бесстрастным; более того — презрительно и высокомерно он относился не только к ней, но даже к себе. Единственное, что оставалось неизменным, была его ненависть к Стюарту Редмену и остальным членам Комитета.
Гарольд сидел за столиком для игры в хоккей. Сверяясь со схемой в раскрытой книге,
— Знаешь, — рассеянно произнес он, — тебе бы следовало прогуляться.
— Почему? — Надин почувствовала себя немного обиженной. Лицо Гарольда было напряженным и хмурым. Надин понимала, почему Гарольд так много улыбается: потому что без улыбки он был похож на безумца. Она подозревала, что он и есть безумец либо близок к этому.
— Потому что я не знаю, сколько лет этому динамиту, — ответил Гарольд.
— Что ты хочешь этим сказать?
— Старый динамит отсыревает, дорогая. — Он взглянул на нее. Пот градом струился по его лицу. — Он покрывается испариной, если быть точным. И то, что выступает, — чистый нитроглицерин, одно из самых нестабильных веществ на земле. Поэтому, если динамит старый, у нас есть отличный шанс, что плод этого маленького научного эксперимента взорвется прямо на вершине горы Флагстафф, проложив нам дорогу в сердце Страны Оз.
— Ну, не следует так раздражаться, — попыталась успокоить его Надин.
— Надин? Ma chere [21] !
— Что?
Гарольд спокойно, без улыбки, посмотрел на нее:
— Заткни свою траханую пасть.
Она замолчала, но на прогулку не отправилась. Конечно, если это воля Флегга (и доска сказала ей, что Гарольд на стороне Флегга и что он позаботится обо всем), динамит не может оказаться старым. И даже если он действительно старый, он не взорвется до срока… ведь так? Вот только в какой степени Флегг владеет ситуацией?
21
Моя дорогая (франц.).
«В достаточной, — успокаивала она себя, — в достаточной». Но Надин не была уверена в этом, и ее не покидала тревога. Она побывала в своем доме, но Джо там уже не было — это к лучшему. Она повидалась с Люси и получила вполне холодный прием и информацию, что с тех пор, как она переехала к Гарольду, Джо (Люси, конечно, называла его Лео) «немного откатился назад». Люси явно тоже винила в этом ее… но если с горы Флагстафф сойдет лавина или землетрясение расколет Перл-стрит пополам, то Люси, возможно, обвинит ее и в этих бедствиях. Очень скоро ее и Гарольда можно будет обвинить во многом. И все же она была очень расстроена, что не увиделась с Джо еще раз… чтобы поцеловать его на прощанье. Они с Гарольдом не собирались задерживаться в Боулдере слишком долго.
«Не обращай внимания, пусть он считает, что тебе абсолютно наплевать на него. Ты только причинишь ему вред… и, возможно, себе тоже, потому что Джо… видит вещи, знает их. Позволь ему перестать быть Джо, перестань быть мамочкой-Надин. Позволь ему навсегда стать Лео».
Но парадоксальность ситуации была
«… так что признай правду: не только Гарольд является инструментом. Ты тоже. Ты, которая однажды определила убийство как непростительный грех в этом постэпидемическом мире, признала, что даже одна-единственная жизнь…»
Неожиданно для самой себя Надин пожелала, чтобы динамит был старым, чтобы он взорвался и покончил с ними обоими. Благословенный конец. Желанный. А затем она вдруг подумала о том, что произойдет после, когда они перейдут через горы, и почувствовала, как привычное тепло разгорается внизу живота.
— Вот так, — нежно сказал Гарольд. Он положил свой аппарат в коробку из-под обуви и отодвинул ее в сторону.
— Готово?
— Да. Готово.
— Это сработает?
— Ты хочешь попробовать? — Его слова отдавали горьким сарказмом, но Надин было все равно. Глаза Гарольда обшаривали ее тем мелким, грязным взглядом испорченного мальчишки, который она так легко распознавала. Он вернулся из своего уединенного места — места, в котором он писал все то, что было в его дневнике, прочитанном ею и потом положенном в тайник. Теперь она снова могла управлять им. Теперь его разговоры были только разговорами.
— Может быть, ты хочешь сначала посмотреть, как я играю с собой? — спросила она. — Как прошлой ночью.
— Что ж, — ответил он. — Можно и так.
— Тогда пойдем наверх. Я пойду первой.
— Ладно, — хрипло согласился он. Маленькие капли пота выступили у него на лбу, но теперь уже не от страха. — Иди первой.
Надин стала подниматься первой, чувствуя его взгляд на короткой юбке своего матросского костюма. Под юбкой ничего не было.
Дверь закрылась, и творение рук Гарольда, поблескивая в сумерках, осталось лежать на столе. Это была переносная рация на батарейках, к задней стенке которой было подсоединено приемное устройство, принимающее радиосигнал. Проводами к рации были прикручены восемь пакетов динамита. Оставленная открытой книга, взятая из городской библиотеки Боулдера, называлась «65 национальных призов в области науки». На схеме был показан дверной колокольчик, соединенный с приемным устройством, подобным лежащему в обувной коробке. Сопроводительная надпись гласила: «Третий приз. Национальная научная выставка 1977 года. Изобретение Брайана Болла, Рутленд, штат Вермонт. Отдай приказ, и колокольчик зазвонит за двенадцать миль отсюда!»
Несколько часов спустя тем же вечером Гарольд снова спустился вниз, накрыл коробку крышкой, бережно отнес ее наверх и спрятал на верхней полке кухонного шкафа. В этот день Ральф Брентнер сообщил ему, что Комитет Свободной Зоны попросил Чеда Норриса выступить на следующем собрании. Когда это будет? Гарольд спрашивал очень осторожно. Ральф ответил — второго сентября.
Второго сентября.
Глава 10
Сидя в тени перед домом, Ларри потягивал теплое пиво, а Лео рядом с ним — теплый лимонад. Пить в Боулдере можно было все что угодно, если только питье было в бутылках и вы не имели ничего против того, что оно теплое. Сзади доносилось жужжание косилки. — Люси подстригала газон. Ларри предложил свою помощь, но Люси покачала головой: