Искалеченный мир
Шрифт:
— Плоский кругляш… А что дашь?
Лихо показала.
— Маловато. — Хитринка в глазу Балаболкина затрясла отъевшимися телесами. — Мне за неё на три обоймы больше предлагают. Но я думаю. Интересная вещица, может быть, себе оставлю.
— Больше у меня нет. — Лихо пожала плечами. — Или берите, или я двинула. Ну?
— Ладно. Я закрываю дверь, ты кладёшь всё около порога и выходишь на улицу. Возвращаешься через две минуты и забираешь свою хрень. Без вариантов.
— Закрывай. — Дверь захлопнулась, и блондинка
Она вышла из подъезда. Было слышно, как хлопнула дверь. Первая фаза обмена состоялась. Шатун с Книжником вопросительно уставились на Лихо.
— Ждём. Возможно, устраивать погром и никого мордовать не придётся. Хотя сдаётся мне, что это заблуждение… Скоро узнаем.
Через пару минут дверь снова хлопнула. Блондинка заскочила в подъезд и вскоре вернулась, держа в руке сплющенную консервную банку, никаким боком не походящую на деактиватор.
— Сука. — Лихо с нарастающей злостью постучала кулаком по дверному косяку. — Кандидат на кастрацию. Пошли, мальчики. Только осторожно.
Они поднялись вдоль стены, замерли. Лихо вытянула руку и требовательно постучала.
— Чё надо? — За дверью откликнулись моментально. Только голос был не балаболкинский, а незнакомый. Густой, немного гнусавящий бас.
— Кажется, Коля кое-что забыл отдать, — громко сказала Лихо.
— А что, разве это не то, что требовалось? — издевательски вопросили внутри квартиры. — Кругляш, плоский, серый. Всё сходится.
— Шутники… А вы дверку отоприте, я вместе с вами похихикаю. А то мне не смешно перед закрытой стоять. Так как?
Блондинка уже примерно догадывалась, какой ответ она услышит. И грустно хмыкнула, когда до ушей донеслось со смаком выговоренное «Пошла на хер!».
— Сейчас произойдёт смена юмористов и качества юмора. — Лихо повернулась к Шатуну и скорчила насмешливо-злую рожицу. — Большого можешь тискать, как душе угодно. Того, что поменьше, — оставить в полном сознании. Дискуссию предлагаю считать открытой. Громи.
Дверь в квартиру слетела с петель и плашмя грохнулась в прихожей. Шатун ворвался в чужую жилплощадь, тотчас распечатав баул с трендюлями, имеющий все необходимые сертификаты. Здоровенный лось, габаритами едва ли не превосходящий Шатуна, с неимоверно глупым выражением на толстомясой ряшке, кубарем покатился по прихожей, словив прямой в челюсть. И остановился лишь с помощью стены в дальней комнате, звучно влепившись в неё макушкой.
Второй попытался было дёрнуться в сторону кухни, но оказался надёжно схвачен за шею и принуждён к повиновению. Больше в квартире никого не оказалось.
— Тащи его в комнату. — Лихо с садистским наслаждением похлопала Балаболкина по лоснящейся роже. — Ишь, защеканец… Филиал испанской инквизиции на выезде, извольте терпеть и не жаловаться. Сейчас я тебе устрою интенсивное наматывание прямой кишки на всё, что на глаза попадётся. За экономику
Громила втащил вяло трепыхающегося, словно частично ожившая водоросль, Николашу в большую комнату.
— А побледнел-то как, а задёргался… — фыркнула Лихо, заходя следом. — А жить сразу стало непередаваемо грустно, да, Колюнь? Вот видишь, я тоже шутить умею. Правда, юмор у меня насквозь чёрный. Пискни что-нибудь, а то я тут перед тобой разоряюсь, словечка вставить не даю. А ты ведь что-то хочешь сказать. Вижу — хочешь. Ну, цигель-цигель, юноша.
— Вы кто? — полузадушенно хрипнул Балаболкин. — Что вам надо?
— Началось. Тебе всё генеалогическое древо представить или как? А второй вопрос вообще неуместен. Но для особо юморных — повторяю на пальцах. Кругляш. Плоский. Серого цвета. Где он?
— Не знаю.
— Так… — опечаленно сказала Лихо. — Попробуем зайти с другой стороны, если спереди и через мозг — не получается. Вот и диванчик кстати придётся. Нагибай его, Шатун. Книжник, подсоби, надо мужчине тыл заголить. Будем общаться по-плохому.
Через пять секунд Балаболкин лежал пузом на разложенном диване, надёжно удерживаемый громилой. Очкарик, вооружённый «потрошителем», вдохновенно трудился, разрезая штаны барыги.
— Кромсай, не жалей! — с кровожадной физиономией покрикивала Лихо, присев на корточки возле побагровевшей рожи Бухарина, так чтобы он видел её настрой. — Да не возись ты — руби с размаху: подумаешь, на одно полужопие меньше станет. Нам ведь не его волосатые булки нужны, а то, что между ними. А, Колюня? Не шалишь в анус инородными предметами? Ничего, иногда что-то приходится испытывать впервые…
Книжник справился со штанами, с треском разорвав плотную материю.
— Вот он, вот он, сладкий миг свидания с неизведанным. — Блондинка зашла сзади и звучно приложила Бухарина ладонью по голому заду. — Готов, бизнесмен? Ишь, кого обмануть хотел, дурашка челябинская…
Балаболкин дёргался, безуспешно пытаясь освободиться от мёртвой хватки Шатуна. Лихо сделала громиле знак, и он чуть-чуть ослабил нажим.
— Ещё один шанс, — скучным тоном сказала блондинка. — Говори, но по существу.
— Да вы знаете, на кого залупились?! — взревел Николаша. — Да от вас потом…
Шатун снова приплюснул его лицо ладонью, вдавливая в диван. Словесный поток прервался.
— Не получается у нас общения, — подытожила Лихо. — Угрозы, опять же… Книжник, иди пока, пошукай по закромам, может, найдёшь, что нам надо. А мы дальше потрендим, как получится.
Очкарик слинял в соседнюю комнату, которая, как мельком успела заметить Лихо при лихом заходе в квартиру, была превращена в некоторое подобие склада. Блондинка наклонилась, почти вплотную касаясь своим носом носа Бухарина. Тот попытался зажмуриться, но Лихо оттянула ему веко, заставляя смотреть.