Искатель, 1961 №3
Шрифт:
С каждым днем все более толстым слоем снега покрывается крыша. С каждым днем все раньше включаем электричество. Наконец перестаем выключать лампочки вообще.
Главный энергетик зимовки Володя Смеянов, допуская такую неэкономную трату энергии, просит только об одном;
— Если не нужна больше лампочка, погасите. Не сажайте зря аккумуляторов. Ушел из спальни — выключи свет. Кончил работу на кухне или в тамбуре — выключи.
Однако к голосу Володи прислушивались плохо. Часами горели забытые лампочки под навесом, на площадке, на маяке.
Тогда Смеянов обратился к
— Поскольку народ у нас малосознательный и электроэнергию не экономит, предлагаю злостных нарушителей наказывать в общественно-административном порядке.
Он посоветовал составить список всех членов зимовки и и вывесить его на видном месте. За каждый проступок провинившийся должен сам поставить рядом со своей фамилией крестик. Кто наберет десять крестиков, того нужно безжалостно отправлять во внеочередной наряд на кухню.
Предложение Смеянова было единогласно принято и даже дополнено. Договорились ставить крестики не только за непогашенную лампочку, но и за любой другой непорядок: за неубранный после работы инструмент, за оставленную где попало книгу, небрежно брошенную одежду. Крохотные размеры помещения требовали от зимовщиков большой аккуратности.
Володя сел за рабочий столик, включил настольную лампу и составил список членов зимовки, приколол листок бумаги к стенке у входа в спальню и поспешил за обеденный стол, где уже дымился густой борщ.
Едва он нагнулся над тарелкой, как раздался дружный смех.
— Володя! Ставь себе первый крест!
— За что? — удивился Смеянов…
Ему указали на горящую настольную лампу. Смеянов выбрался из-за стола, потушил лампочку и поставил первый крестик против своей фамилии.
— Ну, хорошо же!.. — прорычал он.
С этого дня никто не знал пощады…
Апрельские снегопады лишили, нас не только дневного света. Мы не могли нормально выбраться из домика.
Дежурный по площадке, выйдя утром под навес, видел перед собой только снежную стену. В одном месте стена была тоньше и матово просвечивала. Дежурный поплотней натягивал капюшон штормовки и, закрыв глаза, врезался головой и плечами в снежную преграду. Преодолев ее, он уже лопатой расширял проход. До подъема дежурный был обязан полностью восстановить все ступени выхода. На следующий день другой дежурный повторял всю операцию сначала.
Кончилась первая половина апреля, а снег сыпал не переставая. Может быть, он вообще не прекратится? Мы стали с опасением поглядывать на небо. Старенькое, ветхое оно. Поизносилось за многие века. Не держит оно снег. И самая большая дыра образовалась как раз над станцией. Сколько же выпадет снега к концу зимы? Мы, зимовщики, должны первыми ответить на этот вопрос.
Вслед за домиком в снегу стала тонуть печная труба. В один прекрасный день печь закапризничала. Оказывается, снаружи в трубу уже заскакивает поземка. В спешном порядке отыскали лист дюраля и нарастили трубу еще на метр. Слой снега на крыше дома был уже метра в полтора… И тут снегопад прекратился. Ярко засветило солнце, небо стало синим-синим. Ежедневно группа в два-три человека выходила на проверку снегомерных площадок. Как и ожидали, много вех на створах
— Что же, будем разбивать снова, — говорил Ноздрю-хин.
Это зачастую бывала самая длинная речь, которую он произносил на створе. Альфред вскидывал на плечи теодолит с треногой и молча карабкался на склон.
Погожие дни скоро кончились. На ледник опять опустились тучи. Однажды очень усталый вернулся со снегосъемок Арифханов. Отказался от ужина и сразу же лег. У него поднялась температура. Мы не придали этому особого значения. Сильные головные боли с повышением температуры все часто испытывали после возвращения с работ: сказывались высота и переутомление. За ночь Ильхам отоспится, отдохнет и к утру опять здоров и бодр.
Но утром ему не стало лучше. Арифханов заболел серьезно. Стало ясно, что нужна помощь врача.
После передачи синоптической сводки Виталий поговорил с доктором. Врач экспедиции Мирсадыков — он находился в обсерватории — внимательно выслушал все признаки болезни. Очень трудно поставить диагноз, не видя больного. Так… Значит, температура не снижалась, появился сильный кашель. Неужели пневмония? Мирсадыков боялся думать об этой страшной в условиях кислородного голодания болезни.
— Приходилось ли вам или кому-нибудь из ваших зимовщиков делать уколы? — спрашивает Мирсадыков.
— Нет, не приходилось. Но вы объясните, я сделаю, — отвечает Ноздрюхин.
— Хорошо. Слушайте внимательно. Лучше запишите.
Доктор говорит медленно, четко. Виталий торопливо записывает.
Потом он делает больному инъекцию пенициллина. Дает кислород: хорошо еще, что последний самолет выбросил нам вместе с грузом и баллон кислорода. Он оказался как нельзя кстати.
Третьи сутки Арифханов не встает с постели и почти ничего не ест. Температура не спадает, несмотря на все старания друзей.
Мирсадыков настаивает, чтобы зимовщики встретили его у ледника Наливкина. Доктор собирается выйти к больному с двумя сопровождающими. Ноздрюхин отвечает, что, несмотря на полное отсутствие видимости, зимовщики выйдут навстречу.
На следующий день после этого разговора Ильхам почувствовал себя значительно лучше. Температура спала. Дело шло на поправку. Сама собой отпадала необходимость прихода врача на зимовку. Через неделю доктор уже позволил Ильхаму работать по дому и даже дежурить на метеоплощадке.
В дни, когда Арифханов начал поправляться, население станции неожиданно пополнилось еще тремя живыми существами. Выйдя как-то на наблюдения, дежурный увидел, что на проводах радиоантенны, тесно прижавшись друг к другу, сидят три маленькие взъерошенные птички. Это были ласточки. Они принесли зимовщикам весть о весне. Но что заставило их залететь в такую даль? Обессиленные и замерзающие, приземлились они на обжитом островке станции, ожидая помощи от людей. Одна за другой ласточки слетели с антенны, покружились над отверстием и влетели под навес домика.