Искатель, 1996 №5

Чернобровкин Александр Васильевич

— Итого три с половиной минуты, — подытожил Кори. — Надо попытаться осуществить процесс замораживания, пока еще действует искусственное дыхание.

— Замораживание нарушает легочное дыхание, — сказал Куин, пристально всматриваясь в отечное лицо Хаузера — Лучше бы ввести трахеотомическую трубку.

— В опытах на животных сердце все еще сильно сокращается после полного замораживания мозга. Такое возможно и в данном случае. Сердце функционирует как будто независимо от мозга.

— Этот человек находится в состоянии клинической смерти. Если мы остановим работу сердца, в нем не останется

ничего, что можно было бы назвать жизнью.

— А сколько осталось в нем жизни сейчас?

— Этого я сказать не могу, но клиническая картина такова, что можно было бы уже поставить точку, — решительно произнес Куин.

Кори в задумчивости скривил губы.

— Мы должны будем измерять температуру мозга во время замораживания с помощью термопар, погруженных на различную глубину.

— Я сделаю все, что бы вы ни сказали. Это ваш случай, а не мой.

— Лучше всего погрузить всю голову в жидкий азот при температуре ниже ста восьмидесяти градусов, — сказал Кори. — Это предохранило бы от повреждений мозжечок и ствол мозга. В этом случае не будет пролиферации крови и нарушений мозговой оболочки.

— Я использую сосуд Дьюара, заполненный четырьмя литрами жидкого азота. Этого достаточно для полного погружения головы, — отозвался Гиллель.

Кори повернулся к окну, отделяющему смотровую от операционной. За окном, замерев, стоял Слотер, прислушивающийся к их голосам, доносящимся до него из динамика. Слотер отвернулся и приложил носовой платок ко рту, подавляя приступ рвоты, и почти сразу вслед за тем покинул помещение.

— Этот человек мертв и все видимые функции его организма поддерживаются искусственно с помощью аппаратуры — это все, что я могу сказать. Готов официально зафиксировать сказанное, Кори. Для меня этот человек мертв, — заявил Куин.

— Не сомневаюсь, что для проведения операции я вам больше не нужен, — сказал Кори. — Вы лучше меня знаете, что делать.

— Не уверен, — волнуясь, возразил Куин. — Если бы человек из Вашингтона не подтвердил официально свои полномочия, я бы пальцем о палец не ударил в этом случае.

Кори снял маску и резиновые перчатки.

— Я буду у себя, Гиллель. Позвоните мне туда.

— Через час или что-то около того, — ответил Гиллель.

Кори ушел. Теперь ему оставалось только надеяться — и он надеялся — на умение Куина.

Слотер ждал Кори.

— Я не мог этого вынести, — сказал он, когда Кори подошел к нему. — Мне приходилось видеть умирающих людей, но такого — еще никогда.

— Это не доказательство, что он был еще жив. Но вам следует все-таки остаться, иначе вы пропустите хорошее зрелище, — чуть ли не с издевательской усмешкой сказал Кори. — Куин вскроет череп, обнажит кору головного мозга, разъединит связи между спинным и головным мозгом, покроет кору головного мозга слоем жидкого азота и извлечет мозг после удаления различных тканей вокруг мозжечка. Потом он поместит мозг в жидкий азот.

Слотер сделал несколько судорожных глотательных движений.

— Из меня бы никогда не получился хороший врач.

— Ко всему привыкаешь.

В здании биохимического отделения почти нигде не горел свет, лишь в нескольких местах под лестницей. Когда они поднялись к кабинету Кори, Слотер оперся рукой

о стену, с трудом держась на ногах. Кори открыл дверь и обернулся. В свете флюоресцентных ламп лица Кори и Слотера казались мертвенно-бледными и какими-то призрачными.

В кабинете Слотер бессильно рухнул на стул.

— Что дальше, Кори?

— Экстракция РНК.

— Где мы найдем добровольца?

— Фостер оказался неудачным подопытным животным. Он не способен координировать свои мысли и ясно выражать их. Он определенно не годился для наших целей. Нам нужен человек, сведущий в химии и биохимии и умеющий истолковывать ход и результаты экспериментов, но отнюдь не человек, чей мозг выгорел дотла за двадцать лет растительной жизни в тюремной камере.

— Значит, и я в качестве добровольца не подошел бы вам?

— Нет.

Сигарета между пальцами Слотера догорела до самых ногтей. Он закурил вторую.

— Вы храбрый человек, Кори.

— Я?

— Так вот вы каковы! А по досье этого не скажешь. Вы ведь думаете о том, чтобы попытаться ввести РНК Хаузера самому себе.

— Как вы пришли к такому выводу?

— А что, разве не ясно? Вы точно знаете, какие опасности могут возникнуть в этом случае, знаете, как противодействовать нежелательным реакциям, вы проделали сотни опытов на животных, а в научных сообщениях из Швеции и Канады до сих пор не встречалось упоминания ни об одном случае со смертельным исходом.

— РНК, которую они используют в опытах на людях, была экстрагирована из культуры дрожжей. Наиболее заметные эффекты в этом случае — тошнота и рвота, снижение кровяного давления, лихорадка и гипервентиляция. Однако мы не знаем, примет ли человеческий организм РНК человека, хотя я и предполагаю, что РНК того же вида менее токсична, чем РНК чуждого вида. В самом деле, реакция на РНК человека может быть менее сильной, чем реакция на РНК, полученную и: дрожжей. Но все это лишь предположения. У нас нет результатов эмпирических тестов.

Слотер иронически улыбнулся. Он знал, как захлопнуть ловушку, которую Кори сам же себе и расставил.

— В исследованиях обязательно наступает момент, когда предположения должны быть доказаны эмпирическими тестами, говоря вашими же словами, доктор Кори.

Кори не ответил и встал.

— Пойдемте в здание химического отделения. Вскоре позвонит Мондоро. Послушаем, что он скажет.

Глава 6

Запах формалина наполнял воздух просторной лаборатории, разделенной на отсеки высокими деревянными перегородками. В отсеке между перегородками работали небольшие моторчики, гудели, тикали. Двигались какие-то рычажки и крохотные колесики, в сосудах жидкости пузырились от нагнетаемого в них воздуха, вспыхивали там и тут огоньки. Слотер не имел представления, для чего предназначены все эти специальные приборы, но его усталость и угнетенное состояние улетучились. Он почувствовал себя в привычной обстановке, где существует заведенный порядок: ряды кабинетов, пишущие машинки, телефоны, полки с книгами и документацией. Здесь Слотер был как у себя дома. Люди, создающие организацию, получали конкретные результаты. Он называл это законом Слотера.