Искатель. 1967. Выпуск №4
Шрифт:
— Он пожарником по совместительству служил, а спит — так по фамилии. В аккурат, — съехидничал Глыба. — Не разбуди Косолапова — сутки проспит.
— Поесть я не забываю, Тихон. Это ты напрасно… — И Косолапов легким движением поднял свое непомерное тело, быстро нахлобучил на босую голову пилотку, подсел к столу.
— Поиск был удачным?
Королев помотал головой:
— Плохой из меня командир захватгруппы. Сначала все вроде шло. А вот ворвались в эту проклятую Пруссию — и ни с места. Бои местного значения. Это в его, в фашистском, логове! Берем одного языка —
Глыба попробовал было вставить словцо, но маленький счастливчик солдат ткнул его в бок.
— Вот и ору… А чего орать?.. Пойду Свиридова позову. Страдает ведь человек. Неудачник он, — поднимаясь, приговаривал Кузьма. — С его наградами ему бы чин капитана надо иметь, а он сержант. Так вот за свои похождения взад-назад и ездит. Давайте наливайте. Я мигом.
Королев вышел.
Косолапов сказал Федору, как хорошему знакомому:
— Фрицы теперь у себя дома. Подготовились. А наш брат — известное дело — разведчик. И вот ключики ищем. Попробовали с налету — солдат не фартит. Не фартит!
Маленький солдат, Николаев его была фамилия, быстро и бесшумно прибрал и разложил что надо на столе. И все осторожно, даже как-то без маеты, колготни, славно, раз — и готово.
Сверху, с улицы, послышался голос Королева:
— До полной темноты не выпущу! Со мной пойдешь. Насвоевольничаешь — знаешь, у меня не заржавеет.
«Действительно, трудно как-то Королев командует, — подумал Федор. — Вот у Русских, у того все получалось само собой. Команда — когда надо, и разговор — когда надо. А у Королева только команда. Но и он хороший командир».
— До полной темноты — полтора часа. Марш в землянку! Приказываю!
Когда они спустились, их уже ждали накрытый стол и полные кружки. Разведчики только утром вернулись из поиска, и им был положен отдых. И ничто, казалось, не могло его нарушить. Часа через полтора группа собиралась выйти на поиски тела Иванова, так как было решено, что Иванов убит и лежит в воронке, около которой его в последний раз видел сержант.
Федор уже ждал фразы Королева: «Готовы? Пошли…», когда наверху послышались голоса и, топоча сапогами по ступенькам и громко пыхтя, двое пехотинцев вволокли в землянку связанного немца, а за ним шел старший сержант Иван Иванович Иванов. Живой и вроде здоровый, только вывалянный в глине.
Появление двух солдат с пленным фрицем, а затем и Иванова было настолько из ряда вон, что никто сначала не двинулся с места.
— Отсекли меня, гады, товарищ младший лейтенант, — докладывал Иванов. — Высунуться невозможно. Вскочил, когда отходили утром, на взгорочек, да в воронку. А высунуться, понял, невозможно. Чего ж задаром пропадать? Лежал тихо. Что было делать? Они, гады, заприметили, видно, воронку ту. Вот и пожаловал ко мне гость в сумерках. То ли моими карманами интересовался, сволочь, то ли хотел «железный крест» хапануть за дарового языка, если я ранен. А может, и на то и на другое рассчитывал, сукин сын. Только он мне до зарезу нужен. По расхлябанной обутке
— Вот чертушка ты, «тройной» Иван! — воскликнул совсем не по-уставному Королев.
Пехотинцев поблагодарили за помощь, угостили, и они ушли. Тогда «тройной» Иван повинился:
— Вы, товарищ младший лейтенант, не сердитесь, что я сюда, в землянку, фрица приволок. Как же, не доложив своему командиру, дальше попрусь? Одному мне не дотащить, а он идти ни в какую не желает.
— Ты его не очень? — поинтересовался Королев.
— По-моему, очень даже легонько… — заволновался и сам Иванов, потому что пленный лежал без движения, с закрытыми глазами.
К нему наклонился щеголь сержант.
— Придуривается. Вон веки дрожат.
Королев приказал развязать пленному ноги. Свиридов полоснул ножом по веревке, а потом прислонил рукоятку ножа к виску пленного, как приставляют пистолет. Пленный взвыл и откатился в сторону.
— Вот и все, товарищ младший лейтенант! — отрапортовал сержант.
— Веревку-то чего приспичило резать, — обиделся Иванов. — Она у меня была счастливая.
Тогда щеголь сержант с удивительной Федору душевностью проговорил:
— Прости, Иван! Поторопился сдуру.
С этой минуты Федор словно перестал замечать, что сержант — картинка, а усы у него щегольской ниточкой.
— Ладно, — сказал Иванов. — Перебьюсь как-нибудь.
— В штаб! Поднимай своего крестника — и в штаб. Пехота, поди, уже сообщила, что ты не один появился. «Язык» нужен. А начальство ждать не любит, — сказал Королев. — Со мной Иванов и ты.
— Слушаюсь! — Свиридов лихо щелкнул каблуками.
Когда Королев, Иванов, Свиридов и пленный ушли, оставшиеся принялись расспрашивать Федора о госпитальном житье-бытье. Но наговориться толком они не успели. Королев позвонил по телефону и приказал готовиться к выходу в тыл врага.
Жалкая кучка сморщенных прошлогодних ягод клюквы лежала на Федоровой ладони. Он раздумывал — проглотить их, или от ягод еще больше захочется есть. Лежавший рядом огромный Косолапов беспокойно крутился и трубно вздыхал. Так по крайней мере казалось Федору, что сосед слишком шумливо поворачивается с боку на бок и чересчур мается от голода. «Тройной» Иван, тот куда более сдержан.
Он сокрушенно изучал изодранный в десятидневных скитаниях маскхалат, брюки, гимнастерку, сквозь которые просвечивает белье. Оно тоже измазано болотной глиной, пылью.
«И то хорошо, — неожиданно подумал Федор, — хоть не демаскирует, не светится белым». Однако мысли ворочались вяловато. Разведчики проползли на брюхе добрую сотню километров, и после такой работы им бы гречневой каши со свиной тушенкой. От одной мысли о еде липкая горечь обволокла рот, и Федор, уже не раздумывая далее, кинул в рот горстку почти черных сморщенных клюквин. Ягоды оказались пресными, вымороженными.
У Королева запали щеки и ушли под надбровья глаза, а так и не догадаешься, будто он вчера утром сам разделил последний сухарь на семерых.