Искатель. 1970. Выпуск №3
Шрифт:
На миг Колесникову представилось, что стены сада не выдержали напора лютеола изнутри. И вот, вырвавшись на свободу, ядовитый газ беснуется на дорогах Австрии.
Но то было уже последнее наваждение сада. Колесников опомнился. Не лютеол, нет! При чем тут лютеол? Это же долгожданное крушение гитлеровского вермахта!
Страх бушует на дорогах Австрии. Но это не страх, сфабрикованный из резеды и чего-то там еще, с добавлением каких-то омерзительных химических примесей. Это естественный страх перед возмездием — перед надвигающейся Советской
Колесников стряхнул с себя оцепенение и встал.
Между деревьями, по ту сторону дороги, взблескивала река. Она текла почти строго на север. Гитлеровцы двигались в том же направлении.
А вот и серо-желтая дощечка указателя. На ней написано: «Река Иббс».
Помнится, Иббс впадает в Дунай? А параллельно Дунаю проходит главная шоссейная магистраль: Санкт-Пельтен — Амштеттен. Орда беглецов, вероятно, стремится выйти поскорее на главную магистраль.
Туда же нужно и Колесникову. Только он, добравшись до шоссе, не повернет с общим людским потоком к Амштеттену, а пойдет в противоположном направлении, к Санкт-Пельтену, навстречу своим.
Колесников брел по гребню холма, пошатываясь от слабости, иногда придерживаясь за стволы деревьев.
Солнце все выше поднималось над горизонтом.
Дорога петляла внизу. На крутых, почти под прямым углом, поворотах ее заботливо выложили кирпичом, чтобы легче было тормозить.
Приветливые, неправдоподобно уютные, почти пряничные домики выглядывали из-за кустов жимолости и шиповника. Колокольни церквей нацеливались, как зенитки, в самое небо. По склонам торчали столбы проволочной изгороди. Да нет, какая там изгородь! Это же шесты для хмеля и виноградных лоз!
Порой возникали на пути изумрудно-зеленые полянки, и обязательно с каким-нибудь мемориальным камнем, — австрийцы, надо думать, очень любили это сочетание: исторических воспоминаний и приятного, радующего глаз пейзажа.
Остановиться бы на такой полянке, лечь, вытянуться! Все равно через несколько часов здесь будут наши. Но Колесникову не терпелось поскорее увидеть своих.
Как ни медленно он шел, но поток машин и пешеходов внизу двигался еще медленнее. То и дело возникали пробки.
Среди солдат изредка попадались и гражданские. Некоторые понукали лошадей, впряженных в одноколки, которые были доверху нагружены чемоданами, рюкзаками. Другие катили свой скарб в детских колясочках.
Наконец Колесников увидел впереди магистральное шоссе, по которому, так же как и по проселочным дорогам, текла толпа беженцев и солдат.
Он спустился по склону холма. Никто не обратил на него внимания. Ведь он был в старом пиджаке и брюках, которые ночью напялили на него эсэсовцы.
Сзади резко засигналили машины. С поспешностью уступая им дорогу, несколько солдат шарахнулись в сторону и повалились в кювет вместе с Колесниковым. Когда он поднялся, то увидел, что мимо, чуть ли не давя пешеходов под колесами, двигается колонна грузовых машин.
Строго соблюдая интервал, проезжали грузовики с эсэсовцами. Солдаты в черном
Полет Валькирий? Нет, бегство Валькирий! Черные Валькирии драпали с поля боя.
Что это? Из кабины одной из машин выглянуло мрачное лицо Банга!
А Колесников-то думал, что «мертвоголовые» намного опередили его. Но ведь он шел, от дома напрямик, по холмам. Здесь же дорога вьется серпантином. Кроме того, «мертвоголовых» задерживали постоянно возникавшие пробки.
И вдруг Колесников увидел Бельчке!
Тот сидел почему-то не в кабине, а в кузове, в ногах у эсэсовцев, скрючившись, как паук. Голова его — без фуражки — мерно покачивалась над бортом машины. На плечах желтело что-то, кажется, макинтош. Шея была толсто обмотана бинтами.
Как! Бельчке жив?!
Колесников стоял в кювете, оцепенев.
Колонна эсэсовских машин, с Бельчке в одной из них, промчалась мимо, как вереница призраков.
Так Бельчке жив! А он, Колесников, был уверен, что тот убит. Нет, не убит — только ранен!
Значит, дело не сделано?
Колесников нащупал в кармане маленький браунинг, который машинально сунул туда, сбегая по трапу. Остались ли еще в обойме патроны? Он вытряхнул их на ладонь. Два! Очень хорошо. Значит, обе пули в Бельчке, обе — для надежности, и с самого близкого расстояния!
Выйдя на шоссе, Колесников повернул не к Санкт-Пельтену, а к Амштеттену, то есть включился в общий людской поток.
Да, он надеялся догнать Бельчке! Шансов было очень мало, он понимал это. Может быть, один шанс из тысячи или даже десяти тысяч. И все-таки он не имел права пренебречь им, этим шансом.
Мог же спустить скат на машине, в которой ехал Бельчке? Вот и задержка! А самолеты? Могли же налететь наши самолеты и разбомбить шоссе впереди?
Однако больше всего Колесников рассчитывал на заторы-пробки, неизбежные при таком паническом отступлении. На магистральном шоссе, запруженном людьми и машинами до отказа, заторов-пробок должно быть еще больше, чем на проселочной дороге.
Он шагал, сильно подавшись вперед, будто падая с каждым шагом. Губы его шевелились беззвучно. Он подгонял себя:
«Давай иди! Догоняй! Проворонил Бельчке в доме, промазал в него в нескольких шагах, теперь догоняй!
Слышишь, как воют машины, пробивая себе дорогу через толщу пешеходов? Идут впритык, сгрудились, будто стадо баранов. Два-три достаточно плотных затора на шоссе — и ты настигнешь Бельчке.
А там уж проще простого. Согнувшись, пряча лицо, протиснись через толпу, подойди к Бельчке вплотную и вбей в него две свои заветные пули. А потом — пропадай все!»
Сердце билось как-то беспорядочно, то слабо, то сильно — рывками. В ноги иногда вступала странная слабость, и он очень боялся упасть. Упадешь — не встанешь, растопчут!